Как только Ефим заметил самые первые симптомы врастания собственной нервной системы в чужую, он, не дожидаясь завершения процесса, бежал.
Ефим был готов отдавать женщине большую часть своей зарплаты, все выходные дни и даже в общих чертах отчитываться в том, где и почему задержался. Но только не право самому выбирать, когда радоваться, а, когда грустить. Эту свободу он хотел навсегда оставить за собой.
Его роман с Эммой Панеш закончился примерно с полгода назад. После расставания, они несколько раз попадались друг другу на малолюдных поселковых улицах и даже разговаривали, но холодно и не продолжительно. Насколько он знал, Эмма не долго оставалась одна. В театры, Дом Актера и на пляж ее сопровождал молодой художник, имевший в творческой среде репутацию многообещающего таланта.
Эмма жила в доме, некогда представлявшим собой персональную дачу ее деда народного артиста Петра Панеша.
Знаменитого баса давно не было на свете, ушли из жизни и родители Эммы. В просторном двухэтажном доме, заставленном мощными шкафами из натурального дерева, она жила одна.
– Ой, как хорошо, что я тебя встретила! – радостно произнесла критикесса.
«Откуда такая радость?» – спросил себя Мимикьянов.
– Добрый вечер, Эмма, – скрывая удивление, произнес он.
– Слушай, Ефим, а я с утра о тебе думала, и вот – встретила… Зайди ко мне на минутку, кофе выпьем…
«И с чего это она обо мне с утра думала? Ой, не спроста!» – предостерег себя майор.
– Да, поздно уже для кофе, потом не уснешь… – начал мягко отказываться он.
Возвращаться к прежним отношениям Мимикьянову не хотелось.
Однако сбить Эмму с избранной дороги мало кому удавалось.
– Ну, тогда, чаю, а? С жасмином? Тебе раньше очень нравился… Пойдем? – взяла она его под руку.
«В какой это поход Эмма отправилась? – задал себе вопрос Ефим. – Неужели решила попытаться восстановить былые отношения? А с чего это? С художником расклеилось, что ли? Чего это ей чай со мной пить захотелось?»
Эмма, ожидая ответа, внимательно смотрела на него снизу вверх черными беличьими глазами. Зрачок в них совершенно сливался с антрацитовой радужной оболочкой.
– Пойдем, – сдался майор. – Только не долго. Меня профессор ждет, – заранее, по военному, наметил он путь отступления.
– Ой! Да, успеешь ты к своему профессору! Он же все равно дома сидит. Куда он, на ночь глядя, пойдет? Дождется тебя, не волнуйся! – обрадовалась белка и потянула его к своему дому.
Бывшая дача певца Петра Панеша стояла через два дома.
