Сейчас она затеяла готовить пирог с рыбой. С мелкой такой рыбёшкой, которая зовётся мойва свежезамороженная.
Распластанных, потрошёных, бесхребетных и безголовых, но все же совершенно целеньких мойвочек она клала на белый лист тонкого теста, каждую снабжала петрушинкой и лучинкой. А узкие проходы между рыбок засыпала круто сваренным рисом с кое-какими добавками, о которых никак нельзя говорить, потому что они являются секретом фирмы.
Это было новое блюдо. И Стелла почти наверняка знала, что Нина его изобрела сама. Может быть, даже сегодня. Интересно, какое у неё при этом будет настроение? Укладывание рыбок на тесто — дело точное и внимательное. Чем-то похожее на работу инженера за чертёжной доской… на работу Горы. И лицо, значит, должно быть такое же — сосредоточенное, серьёзное. А всё же лёгкое… Так думала про себя Стелла.
Но ничего подобного не увидела она. Лицо Нины было безразличным и каким-то холодным. Словно она готовила снежный торт со льдом вместо леденцов и с сосульками вместо именных свечей.
Стелла, готовая что-то спросить, тотчас забыла свой вопрос. Мать повернула к ней голову:
— Что?
— Я… Помочь не надо?
— Нет.
Стелла, как приговорённая, села на стул в углу. Но не успела ещё как следует испугаться, а странное продолжалось. Мать на полдороге оставила свой пирог, подошла к кухонной двери, крикнула:
— Георгий!
— Да? — откликнулся он из кабинета.
— Вот явилась Стелла, ты хотел с ней поговорить.
Почему не «Стрелка»?.. Сердце сжалось предчувствием какой-то неведомой вины. Она посмотрела на мать. Та отрицательно покачала головой. Дальше их молчаливый разговор не успел продолжиться — вошёл Гора. Как приехал из Москвы, так и остался в костюме, галстуке, рубашке. Только московскую шляпу снял. Впрочем, Гора её почти никогда и не надевает. Вечно она валяется в машине на заднем сиденье.
Стелла просто не представляла себе, как это он мог войти в кабинет и не переодеться. Это было для Горы очень важным делом. Всегда он, надевая дачные штаны и рубаху, вздыхает блаженно и грустно: «Господи, как я деревню люблю… А живу в городе!»
Нина тоже сразу заметила его московский наряд. Дочь успела перехватить этот взгляд: в нём чудилось какое-то непонятное превосходство, даже издёвка. Да что такое?! Нина ещё раз, теперь уже чтоб всем было понятно, с ног до головы осмотрела Гору, кратко бросила:
— Сыро.
Гора кивнул. Тут же снял городские штиблеты, сунул ноги в резиновые сапоги. Довольно странная получилась картина: светло-серые голландские брюки и резиновые сапоги.
