Тринадцатый год жизни | страница 113
— Какой вопрос ты детский задала! — улыбнулась мать.
А про себя: «Какая ты ещё глупая, Стрелка!»
А Стелла, глядя на мать, вспоминая о Горе, подумала: «Какая ты глупая, Ниночка!»
Говорить не принято, но до чего же это обычное состояние людей — смотреть друг на друга то с добротой, то не очень с добротой и думать: «Эх, до чего же ты глупый…»
Их обоих выручил телефон. Это звонила Машка и в исключительно первомайском настроении:
— Привет, Романова! К твоему сведению, дом номер тридцать один — чёртова дюжина вверх ногами! Хочешь, извинения попрошу!
— Давай проси…
— Ну ты веришь, что я ездила?.. Представь себе! Я, Романова, знаешь чего боялась? Я боялась, ты в него влюбишься, а меня побоку… — она посопела в трубку. — У меня, Романова, всё так хорошо! — Потом сказала шёпотом: — Я вообще сюда приезжать не хотела. Но из-за мамы, конечно, приехала! Я тебе, наверно, сейчас чушь порю, но я за него, Романова, наверно, замуж выйду! Года через три-четыре!
— Ты что, Маш? В девятом классе?!
— А я, может, работать пойду. А школа — вечерняя сойдёт. Не всё ли равно!
— Зачем тебе замуж-то? Дружи, если хочешь, и всё…
— Ты глупая, Романова?! — Машка засмеялась как-то до того весело и беззастенчиво. — Ну ладно. Я тебя целую!
Она сидела, хмуря лоб. Да нет, не влюбилась она в этого Лёню. Но убивала бессовестность его поведения!
Она вошла в свою комнату, раскрыла форточку. Лился московский холодный воздух, слышался шум дождя.
Бессовестность… Сперва: давай встретимся в музее. А стоило Машке приехать… Да разве люди так поступают?
Сильнее пахнуло из форточки — это в двери, будто сама собой, появилась узкая щель. И в неё тихо проник Ванька. Ну и хорошо, пусть: не думать про всякую гадость. И, сразу став строгой сестрой, спросила:
— Ты что всё-таки делал в том магазине?!
— Сама говорит: «За хлебом», а сама идёт туда, — тихо проворчал Ваня… Так он, выходит…
— Ты зачем за мной следишь?!
— Я за тобой вбежал. Смотрю, а ты стоишь. Я туда смотрел-смотрел, куда ты смотрела. А там никого нет.
— Вань, погоди. Ты зачем следил?
Брат залез к ней на диван:
— Давай ему письмо напишем… Я уже написал. А потом порвал.
Сорок пять минут
Иногда в суровой пустыне школьных дней возникает такой оазис, называется учебное кино. Сидишь, кругом приятная полутемнота, запоминать ничего не надо — это всё не для программы (то есть спрашивать не будут), а чтоб ты умней была. Сиди да смотри, да с Машкой разговаривай.
— Слышь, Романова! А ты, правда, где вчера была?