Оперативно накачав лодки, они погребли, держа курс на Избу. Витька уверенно уселся на вёсла, но уже через двадцать минут успешно набил на ладошках кровавые мозоли и из игры выбыл. Дальше Сергею пришлось грести уже в одиночку, поэтому к месту назначения они прибыли последними, затратив на маршрут – вместо принятых восьми часов – на полчаса больше.
У Избы неожиданно выяснилось, что рыбачить на Долгом озере студентам предстоит одним, так как мужики, посовещавшись, решили пойти дальше – на речку Умбу – «браконьерить лохов».
Для тех, кто не знает, «лох» – в своём первоначальном значении – это и не человек вовсе, а сёмга, зашедшая поздней осенью в реку, успешно отнерестившаяся, но не успевшая вовремя уйти в море. Перезимовав в проточном озере, через которое проходит нерестовая река, такая рыба из «красной» превращается в «жёлтую», да и во вкусовых качествах значительно теряет. Но, всё же, как считают местные жители, лучше уж ловить лохов, чем всякую там сорную рыбу – плотву, окуня, щуку…
Сергея и Толстого мужики решили с собой не брать, мол, очень опасно, то бишь, рыбинспекция не дремлет. Мужикам-то что, они местные, всегда договорятся с инспектором. А городских студентов, если поймают, то – на первый раз – конечно же, не посадят, но непременно отправят соответствующую бумагу в институт: запросто можно вылететь из ВУЗа – прямиком в славную советскую армию…
Ребята остались на озере одни. Тщательно убрались в Избе, заготовили впрок сухих дров. Изба – место особенное: приземистый пятистенок, выстроенный ещё в незапамятные времена из солидных сосновых брёвен, с крышей, сработанной из толстенных, перекрывающих друг друга деревянных плах – никакого тебе рубероида или толи. Над входной дверью был вырезан год постройки – 1906-ой. Внутри располагались просторные двухуровневые нары (человек десять можно было разместить с лёгкостью), печь, сложенная из дикого камня, массивный обеденный стол с разнообразной посудой, пяток самодельных табуретов. Слева от стола к бревенчатой стене была прибита широкая полка, а на полке обнаружился антикварный кожаный скоросшиватель, плотно забитый разномастными бумагами и бумажонками.
Серый, будучи человеком любопытным, открыл скоросшиватель на последнем листе, в смысле, на первом – по мере наполнения документами.
На пожелтевшей от времени гербовой бумаге, украшенной неясными водяными знаками, косым убористым почерком было выведено – тёмно-фиолетовыми блёклыми чернилами:
