…В то «утро» он проснулся совершенно разбитый, с какой-то необъяснимой тяжестью на сердце.
Всё у него валилось из рук. Пытался заняться чтением — и не смог; попробовал есть — пища показалась ему пресной и безвкусной. Некоторое время он машинально слушал, как Счётчик Расстояний каждые две минуты звонко отсчитывает микропарсеки, остающиеся за кормой «Паллады»; бесцельно потрогал рукоятки аварийного управления, посмотрел на главный экран, где переливались фиолетовые точки звёзд. «Паллада» беззвучно неслась в пространстве со скоростью в «шесть девяток после нуля». «Пройдена почти половина пути, — подумал Руссов. — Хорошо бы лечь в анабиоз и сразу провалиться в блаженное небытие…» Это была чрезвычайно заманчивая мысль. Он долго колебался, борясь с соблазном, и, наконец, решился. Однако не успел он ещё закрыть за собой дверь анабиозной каюты, как остановился точно вкопанный. В убаюкивающей песне гравиметра вдруг возникла какая-то новая мелодия. «Неисправность!» — молнией пронеслось у него в голове, но гравиметр опять запел густо и ровно, и он успокоился. В следующее мгновение «голос» прибора резко изменил свою тональность, звук стал нарастать и повышаться. Он бросился к пульту и положил руки на рукоятки аварийных рычагов, не сводя глаз с указателя. Стрелка гравиметра медленно, но неумолимо ползла к красной черте, отмечая предельно допустимый при данной скорости звездолёта потенциал тяготения. Вместе с движением стрелки всё тревожнее кричал звуковой анализатор: «Опасность!» Руссов вздрогнул от резкого воя сирены, который прозвучал в тот момент, когда стрелка достигла красной черты. Его ослепила красная вспышка индикатора на груди сторожевого робота — сигнала отключения главного двигателя. Руссов на миг растерялся. «Впереди — тяготеющая масса!..» — ужаснулся он. Вслед за тем загрохотали тормозные двигатели. Подвижная шкала акцелерографа стремительно побежала влево, показывая чудовищное замедление: «сто „g“… восемьсот десять тысяч».
Замедление было так велико, что на мгновение перегрузка превысила потенциал антитяготения. Его швырнуло в кресло пилота, вдавливая в губчатую обивку. Раздался пронзительный звон — это автоматически включилась система, усиливающая поле антитяготения, — и перегрузка исчезла. Гравиметр уже не пел, а пронзительно выл жутким, хватающим за душу «голосом», несмотря на то, что скорость корабля стремительно уменьшалась. «Тяготеющая масса или край слабого поля гравитации?» — лихорадочно гадал Руссов, жмурясь от тревожного мигания аварийных огней. «Тормозить или наращивать скорость?.. Судя по карте Вычислительного Центра, на этом пути не должно быть тяготеющих масс… неужели навигационная ошибка?..» Он был достаточно опытен, чтобы сразу понять, что впереди — невероятно сильное поле тяготения, и почти инстинктивно выключил тормозные двигатели. В наступившей тишине его руки лихорадочно шарили в сейфе Варена, перебирая записи, ленты и таблицы.
