«Всем офицерам собраться к адмиралу!» — передан приказ.
Совещание началось в каюте Дрейка. Неожиданно адмирал заявил, что Томас Доти замышляет измену. Он не дал опомниться ошарашенным офицерам, произнес длинную речь, обвиняя Томаса во всех смертных грехах. Потом отпустил капитанов, приказав Томасу остаться. На завтра был назначен суд.
Оставшись наедине с непокорным капитаном (насколько тот был непокорен — никому неизвестно), Дрейк сказал ему, что существует только один выход для Томаса. Покаяться во всех грехах, которые намеревастся приписать ему адмирал. Дрейк подробно объяснил Томасу, что это не личная месть, не попытка свести счеты. Ведь они плавают вместе не первый год. Но вся судьба будущей экспедиции зависит от того, насколько будут убеждены моряки в том, что у адмирала действительно железная рука, что он действительно не собирается спускать никому. Адмирал сказал, что сделает все от него зависящее, чтобы сохранить жизнь старому товарищу, а наказанием будет отстранение от командования.
Адмирал умел убеждать.
Суд проходил на глазах у всех. Капитану не было предъявлено никаких обвинений, кроме слов командира эскадры. Все предполагали, что капитан Доти откажется признать себя виновным и на этом дело будет закончено. В конце концов Дрейк не осмелился бы сделать что-либо с одним из шести капитанов, если не будет никаких фактов, подкрепляющих обвинение.
Но, ко всеобщему удивлению, Томас Доти, когда ему дали слово, поднялся и признал себя виновным по всем пунктам. Он-де и замышлял измену, и готовился к тому, чтобы отделиться, и даже собирался убить самого адмирала.
Собравшиеся были потрясены зловещими замыслами такого невинного на вид капитана, старого сподвижника Дрейка. Отказывались верить.
Но кто и зачем будет возводить на себя напраслину?
Дрейк не принимал активного участия в суде, хотя и председательствовал на нем.
Суд совещался недолго. Он постановил — смерть изменнику!
Томас Доти с надеждой взглянул на адмирала. Дрейк не отвел глаз.
Томас снова попросил слова. Ему отказали.
Один из членов суда приказал притащить большой чурбан и поставить его на высокое место на берегу.
Палач — а палач был обязательным участником любого дальнего плавания — принес топор.
Священник подошел к Томасу Доти и причастил его.
— Френсис, — сказал Томас, когда адмирал все-таки подошел к нему, — ты же знаешь…
— Не я решал, — ответил адмирал и обнял старого соратника. Руки Томаса Доти беспомощно повисли.
