- Ничего подобного! - крикнул Эразм. - Дражеской крови в нем нет, а плоти тем паче. Да вы только на него посмотрите! Отец наш не имеет с ним ничего общего, верно, папа?
Цветы млели - зеркала блистали - графиня, лишившись чувств, полулежала как труп в ампирном кресле, в туалете bois de rose. Розы издавали трупный запах. Старый Драга, с трудом поднявшись, оглядел поочередно сыновей; личные отцовские чувства боролись в нем с чувствами фамильными и публичными. Неужто ему надлежит во имя рода, истории и величия отречься от младшего? Бросить тень позора и бесчестья на супругу, не запятнанную дотоле ни малейшим подозрением? Он посмотрел на жену и вспомнил, как они зачинали этого сына, посмотрел на Мацулика - и волна сугубо личных и интимных сантиментов всколыхнулась в его душе; протянув дрожащую руку, он взъерошил волосы Мацейки, Мацулика, родного своего радиолюбителя, который стоял, ничего не говоря, с разинутым ртом.
- Отец! - крикнули оба старших, буравя отца укоризненными взглядами. И впервые в истории прыщи пробуравили гладкую кожу их лиц.
И тут в репродукторе слышны стали возгласы, пенье труб и барабанный бой, и мерный топот тысяч - это начался парад в честь Пампелана.
- Отец! - закричали старшие сыновья. - Пампелан! Пампелан принимает парад! Пампелан!
Старый граф поднял побледневшее лицо, горестно вздохнул и отдернул руку, трепавшую младшего.
- Что ж, - вымолвил он, - пусть будет так. Он на "вы" с Пампеланом. Стало быть, и я перехожу с ним на "вы"!
Приговор был вынесен. Отец публично отрекся от сына. Мать закрыла лицо ладонями. Гости сбились в стаю. В репродукторе зазвучали трубы, флейты и тромбоны, вслед за чем раздались чужеземные возгласы толпы: "Да здравствует Пампелан!" Мацулик, внезапно залившись краской, проговорил тихо, блуждая взором по отцу, матери и братьям:
- Очень хорошо.
Но тут произошла преудивительнейшая, какую только можно вообразить, сцена. Старца, чья душа разрывалась от сугубо личной скорби и исключительно интимной, органичной, просто-таки физиологической потребности, при звуках труб охватило неодолимое - и естественное для всякого родителя - желание еще разок потрогать сына, пощупать его, ощутить, почувствовать. Он приблизился к нему и простер длани - сын, однако же, резко попятился.
- О нет! - крикнул он. - Коль на "вы", так на "вы"!
Это настолько потрясло отца, что он вырвался из рук удерживавших его старших сыновей и, уже ни с чем не считаясь, кинулся к младшему.
