Зато языческому миру идея чудесного (и даже девственного) рождения великого человека никоим образом не была чужда. Подобные рассказы в изобилии встречаются в мифологии многих народов от Египта до Китая, причём зачастую они ходили вокруг не только (и даже не столько) выдуманных персонажей, сколько вокруг реальных исторических лиц — философов, чудотворцев, полководцев, властителей и т. д. Например, историк Светоний со ссылкой на некоего Асклепиада Мендетского сообщает о том, как был зачат будущий император Август его матерью Атией:
Атия однажды в полночь пришла для торжественного богослужения в храм Аполлона и осталась там спать в своих носилках, между тем как остальные матроны разошлись по домам; и тут к ней внезапно скользнул змей, побыл с нею и скоро уполз, а она, проснувшись, совершила очищение, как после соития с мужем. С этих пор на теле у неё появилось пятно в виде змеи, от которого она никак не могла избавиться, и поэтому больше никогда не ходила в общие бани; а девять месяцев спустя родился Август и был по этой причине признан сыном Аполлона.
Светоний «Божественный Август» 94.4
Контекст и тональность Светония вполне отражают отношение к подобным историям образованных язычников: доля скепсиса, но вместе с ним и агностицизма, — ибо кто знает? Разве и в самом деле не логично предположить, что у великих людей и рождение великое?
Это сочетание мифотворчества и скепсиса было неизбывно присуще языческому миру. С одной стороны, по мере того как античная история шла вперёд, мифология пополнилась чудесными рождениями целого ряда персонажей: Александра Македонского, императора Августа, чудотворца Аполлония Тианского и т. д. С другой стороны, именно распространённость этого мотива заставляла многих язычников относиться скептически и к истории о рождении Иисуса. Например, в конце второго века Цельс в своём трактате «Правдивое слово» отметает девственное зачатие Иисуса, указывая на распространённость чудесных рождений и у персонажей мифических (Даная, Меланиппа, Авга, Антиопа), и у персонажей исторических (Платон). К сожалению, полностью аргументация Цельса нам неизвестна, ибо сохранилась лишь в тех отрывках, которые цитирует в её опровержение христианский автор Ориген («Против Цельса» 1.37). Мы видим, однако, что Ориген испытывает в данном вопросе явные затруднения. По поводу сходства с зачатием Платона он прибегает, в частности, к тому объяснению, что то лишь «настоящие басни, измышленные ввиду только благоговейного чувства перед мужем, который — как думали — превосходил других и мудростью, и добродетелью». Ориген не заметил, что лишь повторяет (и усиливает!) доводы Цельса: если выдумывать подобные вещи из «благоговейного чувства» было в порядке вещей, то почему их не могли выдумать относительно Иисуса?
