Чтобы подтвердить сотворение трансуранового элемента, Ферми приготовил раствор из облученной нейтронами мишени, сделанной из химических соединений урана. Затем, добавляя в раствор реактивы, он постепенно перевел в осадок получившиеся химические соединения. Среди осажденных веществ по меньшей мере одно оказалось химически отличным от всех элементов, точнее от всех элементов тяжелее свинца. Вряд ли нужно говорить, как обрадовался Ферми, получив столь замечательный результат. Открытие совершенно нового элемента казалось ему несомненным. Ему, физику, и в голову не пришло сравнить неизвестное вещество с элементами, занимающими в таблице Менделеева место более раннее, чем свинец. Оно обязательно должно быть тяжелее самого тяжелого элемента — урана. В этом Ферми был убежден, ибо он не мог себе представить существование такого процесса радиоактивного распада, в ходе которого атом урана превратился бы в элемент легче свинца. Правда, фрау Ида Ноддак, немецкий химик, поставила под сомнение выводы Ферми и попыталась объяснить его открытие иначе. По ее предположению, облученный нейтронами уран не претерпевал обычного радиоактивного распада, вместо распада должно было происходить расщепление ядер урана. Однако она не сделала ничего для практической проверки своего предположения, прочие же физики не придали ему значения.
Зато утверждение Ферми о существовании ряда трансурановых элементов не прошло незамеченным.
В 1934 году, немедленно вслед за опубликованием сообщений Ферми, помещенных журналами «Нуово чи-менто» и «Нейчур», Отто Ган, уже прославленный к тому времени радиохимик, обратился к Лизе Мейтнер, жившей в Вене. Еще до 1922 года они хорошо поработали вместе, и их сотрудничество увенчалось открытием мезотория и протактиния. Теперь Ган предлагал возобновить его и провести исследование трансурановых элементов, о которых столь уверенно говорил Ферми.
Третьим в этой работе суждено было стать молодому доктору Штрассману. Блестящий неорганик и аналитик, он очень быстро освоил методы радиохимии и как нельзя более пришелся ко двору в лаборатории Гана.
Здесь, у Гана, в Химическом институте кайзера Вильгельма, и была проведена вся работа, завершившаяся драматическими событиями последних недель 1938 года. Начиная ее, ни Ган, ни его сотрудники не могли предвидеть итогов.
Дело, за которое они взялись, оказалось слишком трудным, и потребовалось почти четыре года, чтобы до конца распутать цепь случайных совпадений, неверных выводов и ложных открытий.
