Матросы, работавшие у маслопровода, рассмеялись. Морель посмотрел на лица, резко освещенные открытой переносной лампой, прикрепленной к ближайшему пиллерсу: у всех было одно и то же выражение - выражение усталости, сосредоточенности и плохо скрытого страха. Он знал всех в лицо - Уоттса, старшего кочегара Грейса, двух молодых кочегаров второго класса по именам Бино и Спурвей, которые постоянно напивались на берегу, юнгу-механика Браутона. Но его привычное представление об этих людях оказалось не совсем полным. Он видел людей, которые могли справиться со своей работой до того, как в корвет всадят торпеду. Казалось, в этих людях уже не осталось ни мелочности, ни расхлябанности - никаких недостатков.
– Ну как там насчет подлодок, сэр? - Грейс был выходцем из Ланкашира, и его забавное произношение лишало это опасное слово того грозного смысла, который в нем заключался. Произнесенное таким манером, слово это несло балаганный оттенок и казалось не более смертельным, чем "теща" или "блюдо требухи".
– Пока никак, - ответил Морель. - И конвой тоже в полном порядке. Но все равно нам не следует болтаться здесь слишком долго.
Похоже на то, что мы сами напрашиваемся на торпеду, - кивнул Уоттс и продолжил угрюмо: - Если немцы сейчас не прикончат нас, то уже никогда этого не смогут сделать.
– Долго еще, шеф?
– Часа два, пожалуй.
– Никогда мне не приходилось работать так долго, - признался Грейс. - Возни, как с линкором.
– Подамся-ка я в экипаж, когда вернемся, - сказал Браутон, - Уж лучше работать в четтамской котельной, чем здесь.
– А кто думает по-другому? - спросил Спурвей, самый маленький из кочегаров и самый большой среди них пьяница, - Я бы лучше вычистил все клозеты у причалов.
Морель вдруг осознал, как взвинчены у них нервы.
– Желаю удачи, - сказал он и стал подниматься по трапу. Наверху его приветствовали звезды и темное до черноты море. Дул легкий прохладный ветер. Мелкие волны шелестели у борта.
В холодный час между двумя и тремя утра, когда луну уже закрыло облаками и вода стала траурно-черной, по трапу мостика зазвучали шаги - весело и быстро прогремели по железным ступеням. Это взлетел по трапу старший механик Уоттс.
– Командир! - обратился он к неясной фигуре, маячащей у края мостика.
– Да, шеф? - Эриксон неловко повернулся. Тело его затекло, застыло от долгого бодрствования.
– Готовы в путь, сэр.
"Ну вот и все", - подумал Эриксон, потягиваясь. Облегчение, огромное облегчение, охватившее все его существо, почувствовал он. Ему хотелось потрясти Уоттса за руку, но он сказал только:
