Улыбка Даниила стала горькой и немного насмешливой. Мужчина покачал головой.
- Я не знаю, малыш. Я не был свободен ни минуты. - Он поймал прядь платиновых волос и прижал к губам. Иллия долго смотрела на него. Но, не выдержав ответного пламени зеленых глаз, опустила взор.
Услышав ее пораженный прерывистый вздох, Даниил напрягся, не видя причины для такой реакции. Но быстро понял, что случилось, едва ощутил прикосновение тонких пальцев на своей коже. Он перехватил ее руку. Даниил не хотел, чтобы она видела это. Не сейчас, по крайней мере. Но Иллия настойчиво высвобождала пальцы, и он сдался. Девушка пробежала по краю пореза на его водолазке, расширяя его, распуская ткань.
- Что это, Даниил? - Иллия шептала, едва касаясь тонкой сетки шрамов на его груди, которые в точности повторяли узор на ее спине.
- Глупый вопрос, малыш. Неужели, после всего, ты не можешь узнать шрамы. - Он понимал, что трусливо пытается уйти от ответа, но не мог не попытаться.
- Не надо делать из меня дуру, Даниил. Что это? Неужели ты думаешь, что я не узнаю узор? Этих шрамов не должно быть тут,… у тебя. - Она удерживала его взгляд, а ее пальцы, будто сами собой, скользили по его коже, повторяя столь знакомый им узор. - Кто сделал это? - Он видел непонимание и ужас в ее серебряных глазах. - Как? Зачем?
Даниил покачал головой. Он перехватил ее руку и сжал в своей ладони.
- Никто, Иллия. Я сам. - Он прижал свободный палец к ее губам, не давая прервать его. - Сам. - Он смотрел на нее. - Я никогда не был свободен, и мне нужна свобода без тебя, малыш. Ты спрашивала, что я знаю о твоей боли - я знаю о ней все. Я был с тобой каждую секунду становления. - Его палец заскользил, обводя контуры губ, соскальзывая на скулу. - Не мог позволить проходить тебе одной через это. - Его пальцы переместились к ушку девушки, где на внутренней поверхности козелка, он ощутил шероховатость. Его клеймо. Единственная физическая боль, причиненная им Иллие. То, что связало их. Что помогало ему найти ее сознание в том океане боли, и не дать любимой раствориться в нем. - Ты - единственная свобода, о которой я когда-либо мечтал.
Иллия почти не дышала. Она уже не знала, чему верить. Их глаза не разрывали контакта, словно боясь разрушить хрупкую связь, которая так отчаянно желала возродиться.
Но разумно ли было со стороны Селены позволить это? Так долго жить с верой в его предательство. Слышать все, что говорил Килим, на чем настаивал Арман. Было трудно отбросить эти десять лет. Девушка сильнее закусила губу. А хотела ли она и дальше быть Селеной?
