Выдохшись, он уселся на вмурованную в камень чугунную пушку, теплую от солнца, и обреченно спросил:
— А знаешь?..
Тошка поправила шарфик на горле. Она немножко даже гордилась собой.
Отсюда, с бастиона, был хорошо виден полуобрушенный, засыпанный обломками и ветками, заросший бурьяном и густой крапивой склон горушки и внизу синий лоскутик моря. А от простора распахнутого неба кружилась голова.
— Не знаю, — сказала Тошка. — Красиво.
Ванька надулся, съехал с насеста и зловещим тоном сказал:
— Идем.
Комната была такой низкой, что Ванька, подпрыгнув, припечатал ладошками потолок. А невезучая Тошка задела теменем свисающий медный фонарь. Но зато три узких, как мечи, окна сияли лиловыми витражами. И солнце, падая сквозь них, расцвечивало черно-белый мраморный пол.
Ванька коснулся риски на стене, глубоко прочерченной в камне.
— Вот здесь…
— Что "вот здесь"?
— Здесь они ее замуровали.
И столь глубока и искренна была скорбь его голоса, что Тошка поняла — не врет. Самое время было визжать и бежать. Как подумаешь, что в толщине кирпича от тебя пребывает самый взаправдашний женский скелет! В общем, бр-р.
— Вообще-то, она сама согласилась, — утешил девочку Ванька. — Был в старину такой обычай.
— Соглашаться, чтоб муровали?!
— Ну да. Чтобы крепость не обрушилась.
— Строить лучше надо!
— Ты что! — Ванька покрутил пальцем у лба. Видимо, чем-то дорога ему была замурованная национальная героиня. А вот Тошка дорога не была. И пугать ее было можно без зазрения совести. И тогда она уселась в единственное на всю комнату кресло и самым беззаботным тоном спросила:
— А дальше?
Ванька взгромоздился на краешек покрытого вытертым плюшем стола, нахохлился и сказал в колени:
— Был самый темный час перед рассветом, когда комендант крепости Свет Асселин…
…Был самый темный час перед рассветом, когда комендант крепости Свет Асселин вышел на плоскую площадку Девичьего бастиона и наклонился над парапетом. Мальчик-ординарец, привалившись к стенке и зажав фонарь между коленями, тут же задремал. Вился туман, наползая от реки, закручивался спиралями, дымными прядями; кружил голову. Из всего бесконечного дня вспоминались только свежая заплата раствора на поврежденной стене и раздувшийся лошадиный труп. И еще надо почистить колодец. То, что достают из него, уже похоже на хорошо разбавленную грязь. А отважные наскоки и поединки — для геройствующих мальчиков. Губы зашептали неслышно: "Ревнительница Гизора, освятившая своей кровью эти камни…" Громкий крик заставил Асселина очнуться. Кричали с гласиса — ровной, насквозь простреливаемой площадки по ту сторону рва.
