«В буднях великих строек,
В веселом грохоте, в огнях и звонах,
Здравствуй, страна героев,
Страна мечтателей, страна ученых…»
В России тех лет хватало, конечно, и пессимистов, и невежд, однако не они определяли тонус времени, а те, кто пел:
Нам ли стоять на месте?
В своих мечтаниях всегда мы правы,
Труд наш есть дело чести,
Есть дело доблести и подвиг славы…
Эти новые люди страны Сталина действительно не боялись преград ни на море, ни на суше, и их не страшили ни льды, ни облака. И они вместе со Сталиным смеялись, когда он с трибуны XVI съезда ВКП(б) летом 1930 года говорил о людях отживающего прошлого:
«Они болеют той же болезнью, которой болел известный чеховский герой Беликов, учитель греческого языка, «человек в футляре»… Он боялся, как чумы, всего нового, всего того, что выходит из обычного круга серой обывательской жизни…»
Тогда, в начале первой пятилетки, Беликовы лишь пятились, но еще не отступали. Нередко они еще и наступали, но ситуация стремительно менялась не в их пользу. 13 мая 1933 года полковник Роббинс из США в беседе со Сталиным сравнивал виденные первомайские демонстрации 1918 и 1933 года и говорил, что в 1918 году демонстрация была обращена вовне, а сейчас «мужчины, женщины и юноши вышли на демонстрацию, чтобы сказать: вот страна, которую мы строим…»
И в 1937 году наш выдающийся педагог и гуманист Антон Макаренко имел все основания написать в своей «Педагогической поэме»:
«Я крепко верю, что для мальчика в шестнадцать лет нашей советской жизни самой дорогой квалификацией является квалификация борца и человека».
А другой прекрасный человек и писатель — Аркадий Гайдар в 1938 году писал о главной героине его повести «Военная тайна» так:
«Натка Шегалова — только что выросла. Человек она умный. У нее чувство легкой иронии, и оно проявляется не только по отношению к другим (что встречается часто), но и к самой себе. Она культурная советская девушка — такая, каких сейчас еще не так много, но зато через три-четыре года будет уйма».
Через три года после написания этих строк началась война.
Макаренко скончался за два года до ее начала — пятидесяти одного года от роду. Не выдержало сердце, изношенное не столько борьбой за нового человека, сколько борьбой со старыми людьми типа чеховского «человека в футляре», о котором говорил Сталин в 1930 году.
Гайдар на войне погиб, как погибли на ней и миллионы молодых энтузиастов, воспитанных Сталиным, Макаренко, Гайдаром и всем строем новой советской жизни.
