— Ничего личного, крошка, — сказала Шарлотта, доставая из хьюмидора>[3] длинную тонкую сигару. — Только бизнес.
Женщинам из семейства Белл не было равных на двух поприщах: в спальне и в кабинете для совещаний директоров. В удачный день удавалось совместить одно с другим. Окна в офисе Шарлотты скрывались за темными бархатными шторами, а на лампы от «Тиффани» были наброшены шелковые шали с бахромой — чтобы сделать освещение приглушенным и интимным. Письменный стол красного дерева был как раз шириной с кровать, и Шарлотта не единожды вела деловые переговоры в шелковой пижаме. Как только мужчина входил в кабинет Шарлотты, у него тотчас же возникало желание кому-нибудь засадить.
Мужчины относятся к бизнесу как к войне. Для Шарлотты он скорее сродни сексу. По окончании торгов обе стороны должны остаться удовлетворенными.
Чиркнув спичкой о подлокотник кресла, Шарлотта покрутила сигару в пламени. Потом затушила спичку, откинулась на спинку и поглядела на младенца в ящике. Девочка будто чувствовала, что на кону вся ее судьба, и лежала смирнехонько.
Природа не наделила Шарлотту материнским инстинктом. Она не приходила в умиление при виде грудничков. В ней не просыпалось сентиментальное желание помочь беззащитным крошкам. Шарлотта прежде всего и главным образом была деловой женщиной. Она глядела на ребенка и видела огромное стартовое вложение в рискованный и непредсказуемый бизнес с высокой вероятностью банкротства.
Однако в ее мыслях все чаще возникал еще один вопрос: кто унаследует ее дело и имущество, когда ее не станет? Шарлотта не могла допустить, чтобы ее немалое наследство свалилось на голову какому-нибудь простофиле-родичу, который быстренько растранжирит все денежки.
— Вот бли-ин! — процедила сквозь зубы Шарлотта.
— Блллн, — откликнулся ребенок.
Удивленно вскинув брови, Шарлотта склонилась над ящиком.
— Что ты сказала?
Скорее всего, девочка просто агукала и издавала прочие невнятные младенческие звуки, однако Шарлотта сочла это предзнаменованием. Если и есть где-то на свете дитя, способное пойти по ее стопам, то только вот такое — которое начинает сквернословить раньше, чем научится говорить «мама».
— Летти! — голос Шарлотты эхом прокатился по старому дому. Она разорвала чек в клочки. — Эта чертова кукла остается!
Но Летти ее не слышала. Она стряхивала пыль с детской кроватки на чердаке.
