— Значит, вы не считаете меня такой уж дурой? Просто я не очень образованна, давно ни с кем не болтала… вы уж простите, если что не так скажу…
— Что вы, что вы! Вы так замечательно чувствуете слово!
— Приятно слышать от поэта. Впрочем, это к Марлен… Она тоже стишки пописывает… Вот взгляните.
— И Ангел поскользнулся на крыле… Слушайте, это же совсем неплохо!
— Что эта дьяволица может понимать в ангелах?
— Ветка качается в центре покоя… Если б я знала, что это такое![32] Это вообще замечательно. У меня тоже что-то подобное было. Не помню… Что-то про то, как в безветренную погоду засыпают деревья на закате. Они всеми веточками пошевелятся, прежде чем замереть. Это их собственные, не вынужденные внешними воздействиями движения! Особенно меня потрясли подсолнуховые поля…
— Это как у Ван Гога, что ли?
— У него подсолнухи, а то поля до горизонта… Я даже сделал одно открытие, только никто из биологов мне не поверил. На солнечном склоне… Впрочем, не буду.
— Что так?
— В стихах это у меня лучше получилось.
— Прочтите.
— Боюсь, собьюсь. Порядочный поэт помнит свои стихи наизусть. Если не помнишь, значит, не получилось. Боюсь перед вами опозориться…
— Вы так думаете, или вы так считаете… — Порозовев, она потупилась в его чашку. — Я вижу здесь очень красивую молодую женщину… она отвернулась от вас, смотрит в сторону… но как странно она отвернулась! Она в таком длинном восточном платье, вроде сари. Она индуска? Кстати, верблюд в чашке имеет очень точное толкование.
— Как же он туда поместился? Про верблюда не надо. Давайте про индуску. — Урбино уже начинал верить гаданию.
— Вы так сильно ее любили?
— Не успел.
— Но ей сейчас хорошо. Видите, она как бы на облаке? Как на съемочной площадке. Вот рядом, высокий, надежный такой… режиссер или муж? Рядом их детки, как ангелята… Она вся в драгоценностях. Где она сейчас?
— Она меня предала.
— Вас?? Как можно!
— Умерла.
— Sorry. Она что, была актриса?
— Нет, но была очень похожа.
— Ах, sorry sorry!
— No problem.
Hoy проблем… Урбино никак не предполагал за собой такого легкомыслия!
Приехав с сердцем, переполненным скорбью, избрав себе для непотревоженности ее, насколько мог себе вообразить, необитаемый остров, так стремительно все забыть, так страстно и сладостно погрузиться в забытье и соблазн!
Во-первых, Лили так изумительно чувствовала стихи (что было проверено на его собственных). Во-вторых, она замечательно гадала на кофейной гуще, и ему сразу захотелось писать стихи по сюжетам, так непроизвольно и прихотливо рождавшимся при истолкования кофейной графики. В-третьих…
