Как школьник перед экзаменом, я бормочу тексты надписей и строки стихов, приписываемых Хирену:
Проводи день радостно, друг,
Вдыхай запах благовоний и умащений...
Оставь все злое позади себя.
Думай лишь о радости - до тех пор,
Пока ты не пристанешь к стране, любящей
молчание.
ГЛАВА IX. СФИНКСЫ МОЛЧАТ
Так я бился в тщетных поисках, не продвинувшись пока ни на шаг вперед. Наконец вернулся из санатория мой старый учитель, академик Савельев. Я давно ждал его. Теперь решил выждать еще денька два, чтобы дать ему время покончить со всякими неотложными делами, накопившимися, пока он отдыхал. Но старик сам позвонил в первый же вечер и коротко приказал своим так знакомым, не допускающим никаких возражений голосом, чтобы я немедленно явился и доложил, "что там новенького у фараонов".
Приятно было найти его все таким же деловитым, подвижным и деятельным, хотя, приглядевшись, можно было заметить, что старик, пожалуй, еще больше похудел, ссохся и даже вроде стал еще поменьше ростом. Но разве не был он таким же и в те - увы, уже давние - годы, когда после первой вступительной лекции совершенно серьезно сказал нам:
- Я больше не старею. Мумифицировался заживо. По одному, знаете, рецепту древних египтян. Потом открою вам секрет.
И мы, тогда зеленые первокурсники, кажется, всерьез поверили.
А теперь, едва переступив порог знакомого кабинета, где не только все стены, но даже и часть потолка были скрыты от глаз бесконечными книжными полками, я вдруг снова почувствовал себя робким студентом перед экзаменом.
И экзамен этот, кажется, я провалил...
Выслушав, не перебивая, мой длинный и обстоятельный рассказ о всем ходе раскопок и наших разведочных странствий по пустыне, старик одобрительно хмыкнул и коротко сказал:
- Хирен - это фигура! Ради него стоит поломать голову.
Я вздохнул с облегчением: теперь все в порядке, с таким союзником изменение плана дальнейших работ наверняка удастся отстоять.
Но тут же учитель вылил на меня отрезвляющий ушат традиционной холодной воды:
- Надпись любопытна, но вот ваш анализ ее, юноша, отдает скверным дилетантством. Уцепился за одну фразу, один совпадающий оборот, - и вот уже готова скороспелая гипотеза. Несолидно.
- Но все-таки какая-то ниточка, Михаил Сергеевич.
- Ниточка, да гнилая. Она рвется, едва дотронешься. "Сын мой, мститель мой!" - Он нарочно проблеял это противным голосом, чтобы посильнее уязвить меня. - Ведь такое шаблонное выражение встречается тысячи раз. Вы же сами говорите, что и в эпоху Тутмоса были схожие надписи. Вероятно, найдутся и еще, если поискать как следует. Да вот, если память не изменяет, в "Горестном речении". Что же, и его, по-вашему, сочинил Хирен?
