Острые когти поскребли плиты дорожки, а зеленые глаза вопросительно посмотрели на меня. Почему-то очень захотелось развернуться и пойти назад, где толпились неприятные, но вполне понятные люди. Но вместо этого разумного поступка я шагнула за калитку и… застыла как вкопанная.
Странное видение искаженной в прозрачных парах реальности, сквозь которое без каких-либо посторонних ощущений пробилось мое направленное вперед тело, рассеялось, как дым. В ноздри ударил едкий запах, и перед расширенными от изумления глазами предстала большая каменистая пустошь, за которой теснились скалистые красно-коричневые горы, их пики на фоне ярко-голубого неба тянулись ввысь, словно гигантские звериные когти, желающие захватить в плен светило. Бледно лиловое… хотя нет, скорее белое, но в окружении розовых облаков, оно казалось именно таким. Не в силах оторвать взгляд от необычного небосвода, я инстинктивно шагнула назад. Раздался неприятный хруст, каблук проехал по чему-то скользкому, и, очнувшись от небесного наваждения, я посмотрела вниз.
Удивление сменилось шоком, тело застыло, будто статуя, а на приоткрытых губах повис немой крик. Голос пропал, и его в этом сложно обвинить. Я бы и сама с удовольствием куда-нибудь делась, но вместо калитки и церковного дворика за спиной была тянущаяся на несколько сотен метров равнина, сплошь покрытая мелкими камнями, буграми и… человеческими останками.
Грациозная черная тень обошла меня по кругу, став наполовину прозрачной. Но изумруды кошачьих глаз по-прежнему горели, правда, теперь в них были вызов, насмешка и ожидание. Именно этот взгляд вывел меня из оцепенения и… окончательно разозлил.
Кто сказал, что бег продлевает жизнь?
Памятник ему! И цветы на могилку.
Мертвые тела… выгоревшая на солнце кожа, обрывки истлевших тканей, поломанные кости, а дальше — скелеты, черепа и кровь… много крови. А точнее то, во что превратилась эта столь необходимая человеческому организму жидкость, пропечатавшись темными пятнами на камнях.
Мертвецы лежали повсюду. От свежих до окончательно иссохших. Сотни, если не тысячи… и все они, судя по останкам тряпья, были в момент смерти разодеты для какого-то торжества. В отстраненно-тормозном состоянии я рассматривала ближайшие трупы, более свежие, чем те, что уродливым ломом громоздились поодаль. И интуиция моя твердила как заведенная всего два слова, полных жуткого смысла: «это невесты!» Из-за слабого с детства зрения, не сходя с места, разглядеть остальных, возможности не было. Да и сил, признаться, тоже.
