Я охнул. Аня сидела за столом у окна и, углубившись в неуклюжие дачные очки, играла на ноутбуке. Щелканье из пластмассовой тетради.
– Который час?
– Пять скоро.
– Ох, сколько же я спал? Почему так много?
– От страха? – Ее голос уколол презрением.
– А Ваня где?
– Спит в коляске.
– Наташа?
– Ушла недавно.
Голый, в шлепанцах, вышел во двор. Следы крови исчезли, но вокруг раковины было скользко от воды. Она стеклась в ямку посередине пятачка, и там образовалась лужица.
Включил воду. Прополоскал рот. Кровавый привкус ржави.
В воздухе росла тревога. Закричали наперегонки вороны. Дохнуло холодом, сладко и внушительно.
Дождя еще не было, это раззадоривало ворон. Они вопили, кружась, будто бы гадая, на чью перелететь сторону – старого или нового.
Новое побеждало. Мир источал энергию духоты, волю к насилию. Мир напрягся, словно силач, который, обливаясь липким потом, вот-вот поднимет свинцовую штангу, вытянет до небес, и грохнет оземь, и разревется счастливо и жалобно под шквал аплодисментов и слепые вспышки.
Налетевший ветер работал рывками: сильный рывок и послабление. Рывок – и отпустило. Ветер делался холоднее, с очередным рывком он стал ледяным. Ветер был чистой жаждой – обморочной физической страстью перехода в другое измерение, где хохочут и сверкают водопады. Ясно было по этому ветру, что прогретая жизнь, вялая вырожденка, опротивела всей природе, что верхи, мрачные тучи, больше не могут, а низы, шипящие пышно травы, уже не хотят.
Но дождя так и не случилось. Дождь медлил. Слезки повисли на колесиках, как говорят в народе, а дождь все не шел.
Ночью младенец спал худо. Он просыпался, бормотал что-то, всхныкивал, затем умолкал, чтобы опять хныкнуть. Или затягивал неутешный, раздирающий плач, который мощнее любых призывов и просьб. Аня бросалась к колыбели – лишь бы остановить, укачать этот звук.
За окном свистал ночной вихрь.
– Я выгоню ее, – сказал я и погладил Аню по колючкам. Чуть-чуть поотросли.
– Да брось, она не со зла.
– Со зла. Ты ее боишься? Ты боишься ей слово сказать поперек!
– Не боюсь.
– Боишься!
– Не боюсь… Ну даже если боюсь. И что?
– Почему ребенка мы отдаем в ее руки? Послушай, в поселке полно бабусь, они будут рады за меньшие деньги нянчить.
– Где они? Кто они? Приведи мне такую бабусю! Ты не слышал, как она поет? Она пела, и Ваня засмеялся. Он потом во сне смеялся. Песни прекрасные, мы их вместе пели. Я языка не знаю, но подтягивала, голосом подыгрывала.
– Зачем нам – цыганка? Они детей крадут.
