Вернувшись в Неаполь, Винс отправил четырех очень недешевых профессионалов за головой Маркуса. Но их следы затерялись в верховьях Рейна, где шла какая-то войнушка местного значения. После этого Винс отложил дальнейшие поиски до личной встречи и копил злость, которой было уже самое время вылиться через край.
— А что, Маркус из Кельна тоже здесь? — как бы невзначай спросил Винс.
— Где? — Кабан подпрыгнул на месте и оглянулся на триста шестьдесят градусов.
— Это я тебя спрашиваю, где. Я только что видел его жену.
— Нет здесь его, я бы знал. Он слишком заметный. Его ни с кем не спутать.
— У тебя остались люди, которые его помнят?
— Не-ет, — грустно протянул Кабан.
В свое время Маркус из Кельна нанес серьезный удар по бизнесу Кабана, перестреляв большую часть его банды и изгнав из Ферроны непристойных женщин. Сам Кабан тогда тоже попал в железные руки правосудия, но Марта не посчитала сутенерство и прочие вызовы городской морали и нравственности за преступление и потребовала отпустить "мужика, похожего на добрую свинку". Маркус здраво рассудил, что нелогично наказывать кого-то за ту же работу, которой в полку ландскнехтов занимается специальный человек на жаловании, и Кабан тут же получил из тюрьмы пинка под зад и утвержденный прейскурант цен на услуги его девок.
— Его жену тоже ни с кем не спутать, — строго сказал Винс, — а я ее видел. Если они приехали сегодня утром, ты об этом узнаешь только завтра, если, конечно, сегодня с ним на улице не столкнешься.
Кабан вздрогнул и перекрестился. На Бога он не уповал, но рефлексы у него были типичные для средневековья.
— Винс, а Винс, ты ведь его убьешь? — неожиданно жалобно спросил он.
— Бесплатно убью и собственноручно закопаю, — неожиданно злобно ответил до того спокойный Винс. Кабан отметил, что руки у Винса дрожали.
Приезд Фридриха фон Нидерклаузиц люди Кабана отметили дня три назад. На отведенном ему участке место было распланировано так, что не стоило ожидать установки там еще одного рыцарского шатра. У входа (проема в изгороди) на подставке стоял один гербовый щит. Над шатром висел один флаг. Пара соседних участков была занята, на одном чьи-то слуги довольно бестолково пытались поставить большой шатер.
— Это кто? — спросил Винс.
Кабан подошел к изгороди и заговорил с кем-то на ломаном французском и на ломаном немецком.
— Какой-то "повелитель улиток", если я правильно понял. Из такой глуши, что я с трудом понимаю, на каком языке говорят его люди. И шатер у него старый, вон, даже у этого Фридриха новее. Вроде бы холостой.
