Витька не мог сдержать снисходительную ухмылку. Чакнул пару раз…
— Это — для первачей только.
Матери стало неловко, что сын у нее такой неблагодарный. Она опять покраснела.
— Ну, Витька!.. — сказала она. И засмеялась, и опять доверчиво и ясно засмеялись ее глаза.
— Ну, дядя Володя тебя еще не видел, не знал, что ты такой большой, — пришел на выручку дядя Коля. — В следующий раз принесет… А что тебе, пушку, что ли, надо?! Какой!
— Садитесь, Владимир Николаевич, — пригласила мать.
Владимир Николаевич прихватил портфель и прошел с ним к столу. Присел, портфель поставил возле ног.
— Тепло как на улице-то; — сказал он. — Все же — сентябрь месяц, должно уже чувствоваться…
— Ну что, Витька? — спросил дядя Коля. — Небось на улицу лыжи навострил? Ну, иди, иди, а то там дружки твои заждались.
Витька вопросительно глянул на мать.
— Иди, поиграй, — разрешила мать.
Витька ушел.
Дружков у Витьки было несколько. Но самый задушевный, самый верный и умный, кому Витька подражал во всем почти, был Юрка, девятиклассник, квартирант старика Наума Евстигнеича, что жил по той же улице, через три дома.
У Юрки нелегкое положение. Отца у него нет, погиб на лесоповале, одна мать, а у матери, кроме Юрки, еще трое на руках — мал мала меньше. Мать живет в небольшой деревне, в сорока километрах отсюда, там вот нет десятилетки. Мать бьется из последних сил, хочет, чтоб Юрка окончил десятилетку. Юрка и сам хочет окончить школу. Больше того, он мечтает потом поступить в институт. В медицинский. Единственный, перед кем Витьке совестно, что он плохо учится, — это Юрка.
Огромный старик Наум Евстигнеич хворал с похмелья. Лежал на печке, стонал.
Раз в месяц — с пенсии — старик аккуратно напивался. И после этого дня по два лежал в лежку.
— Как черти копытьями толкут! — слабо удивлялся старик на печке. — О! О! Что делают!..
Юрка учил уроки.
— Кончаюсь, Юрка, — возвестил старик. — Все.
— Не надо было напиваться, — жестко сказал Юрка; старик мешал ему.
— Молодой ишо рассуждать про это — надо, не надо. Шибко уж много вы нынче знаете!
Юрка ниже нагнулся к книге.
— А что же мне делать, если не выпить? — Старику охота поговорить: все, может, полегче будет. — Все ученые стали! — Старик всерьез недолюбливает Юрку за его страсть к учению. У него свои дети все выучились и разъехались по белому свету; старик остался один и винит в этом только учение. — В собаку кинь — в ученого попадешь.
Юрка молчит. Шевелит губами.
Вошел Витька.
— Здорово, Витька! — сказал старик. — Хвораю.
