Тряхнуло. ГПОТ поднял голову. Трамвай уже вывернул на площадь, где, если не считать двух собак, лежащих в пыли мостовой у диетической столовой «Светлый путь», не было заметно ни души. Повиснув на ремне, Селёдкин глядел в окно на «секретный» институт, а главный по общественному транспорту — на Селёдкина, совершенно не в силах отвести поражённого взора, поскольку щеголеватый костюмчик зама вдруг, прямо на глазах, начал испаряться. Прохор Филиппович на миг зажмурился, но видение не пропало. Он хотел ущипнуть себя и не обнаружил ни галифе с френчем, ни прочего обмундирования, подобающего его полу и должности. С деланной улыбкой на абсолютно ошарашенном лице, ГПОТ, на всякий случай, принялся энергично похлопывать себя банным веником по нагим бёдрам и под мышками, впрочем, дипломатичный подчинённый, поглощённый городским пейзажем, казалось, ничего необычного не замечает. А необычного — хватало. Так например, на голом теле Селёдкина, конторской штемпельной краской, от колен до шеи, на манер пляжного костюма, явились аккуратно выведенные, шириною в два пальца, горизонтальные полосы. Прохор Филиппович подумал, что с улицы находчивого зама, действительно, можно было бы принять за купальщика, но вблизи… ГПОТ чуть не прыснул и, сделав вид, что закашлялся, до поры (пока вагон не проскочил похабную площадь и цирк не окончился), постарался не глядеть на сморщенную, сплошь выкрашенную чернилами, мошонку попутчика.
«Кто только ему задний фасад разрисовал, вот вопрос? Ну, Полинка! Дрянь-баба…»
Такая гибкая в иных вопросах, по части суеверий и ревнивой подозрительности, Мария Семёновна выказывала косность и упрямство. Хотя, жаловаться на строптивость «половины» ГПОТу случалось не часто. Привезя её из деревни, весёлую, ладную, Прохор Филиппович и сам удивлялся умению жены приспособиться к новым условиям. Лишь в двадцатом, когда он вступил в РКПБ, Мария Семёновна дрогнула и даже обмолвившись, как-то невзначай, назвала мужа по имени-отчеству. Впрочем, она легко побросала в печку иконы, но, вот с чем Прохор Филиппович так и не смог справиться, это с непоколебимой верой супруги в сглаз и порчу, в заговоры… А ещё — сны, карты и тому подобный вздор.
— Так ведь, не она ж одна. А ревность, что ж… — поразмыслив на досуге он пришёл к заключению, что инженера в общежитии не было, да и быть не могло.
Ясно как дважды два, ведь после скандала на лекции … После «молнии» из Москвы, в которой, с подачи Полины, её знакомый секретарь ЦКа комсомола обрисовал Дантона такими красками, что принимавшая депешу телеграфистка, наверно и сутки спустя, сидела за аппаратом кумачовая, очкарик обходил гражданку Зингер за сто вёрст. И туда, где она, носа бы не сунул! Значит, версия с «физкультурниками» отметалась и, вообще, сейчас на первый план выступила проблема трамваев, а уж калошу-то достать…
