«Полинка — дрянь-баба». Тут бы ГПОТу напомнить распутнице, прошлый вечер, но он пренебрёг связываться с интеллигенткой и только хмуро распорядился пригласить счетовода, безымянную пожилую девушку, с нездоровым румянцем. Однако и та, услыхав, о предполагаемой экспедиции, заморгала белёсыми ресницами:
— Мне в «десятый» сегодня нельзя. Никак нельзя!
— Тебе-то, хоть, сегодня можно? — главный, кисло покосился на зама.
Оказалось — Селёдкину можно. Разумеется, Прохор Филиппович больше полагался на женскую стыдливость, рассчитывая, что ни секретарша, ни девица из бухгалтерии не отважатся раздеться, так сказать — в неподобающей обстановке. Да, собственно, и Селёдкин…
«Пусть только попробует!» — решил главный по общественному транспорту и условившись встретиться через час на конечной остановке, отбыл. Но не «наверх», а, сделав приличный крюк, посетил центральный рынок, где, потолкавшись среди бабок с мешками, грязных цыганок в пёстрых юбках, лоточников, и прочего «разношёрстного» люда, совершенно затерялся в шумящей толпе.
* * *
Ровно в полдень Прохор Филиппович был на месте, почему-то с огромным берёзовым веником, сухо хрустевшим при малейшем движении и торчавшим во все стороны из хлипкого бумажного кулька. Кивнув Селёдкину, ГПОТ с минуту рассматривал свои башмаки, после чего, заметил (обращаясь, как бы к себе самому, но довольно громко), что хороший банный веник не каждый день попадается.
— …вот вроде и не к чему, а купил, — заключил он и, отвернувшись, принялся, скуки ради, читать надписи, оставленные несознательными гражданами и просто мальчишками на цоколе углового здания.
Некоторые откровенно ругательные, иные только шкодливые, с обязательными грамматическими ошибками, но сложенные смачно, что называется — от души. Как, например, выведенный вкривь и вкось панегирик некому Захару, сочетавшемуся браком с комсомолкой Маруськой и поставившему законной супруге на утро, после упомянутого торжества, по «фонарю» на оба глаза.
— «Комсомолка»… — главный мрачно усмехнулся.
Меж тем, народу вокруг собралось порядочно.
«Третий» и «Седьмой» трамваи отправились на маршрут набитыми «под завязку», однако, в подошедшую «Десятку», желающих садиться не нашлось. Прохор Филиппович с заместителем поднялись в тамбур одни. Не узнавшая начальства, полная кондукторша проворчала что-то вроде:
— Шутники выискались, рожи бесстыжие…
… грубо сунув каждому по билету, крикнула вагоновожатому:
— Обожди, Тимофеевич!..
