Как-то так получилось, что среди моих знакомых не попадались люди с ярко выраженными физическими отклонениями от нормы, поэтому общаться с последними я умела лишь теоретически, насколько меня выучили в детстве (не смотреть пристально, но и не отворачиваться, чтобы не показалось, что тебе неприятно их видеть, говорить, если придётся, спокойно, как с самым обычным человеком, и всё в таком же духе). Я следовала всем вдолбленным в меня нормам поведения, когда в метро или на улице встречала калек и уродов, но никогда не общалась с ними напрямую, как мне предстояло сейчас. Мне всегда было жалко людей, сильно отличавшихся от толпы, потому что я хорошо представляла, каково им слышать жестокие насмешки, которые нет-нет, да и бросят им обозлённые собственными невзгодами прохожие, и я привыкла, что лица у несчастных замкнутые, неподвижные, а сами они готовы, казалось, молча перенести любое оскорбление, а следовательно, психика у них надломлена и характер от множества перенесённых несправедливостей злобный (недаром во всех книгах горбунов и уродов выставляют хитрыми человеконенавистниками, строящими всевозможные козни и не имеющими жалости). Возможно, если бы среди моих знакомых числился какой-нибудь горбун или урод, я бы переменила своё мнение, но в тот миг я мыслила именно так, как я изобразила, только обильнее, полнее и разнообразнее, поскольку человеческая мысль никогда не появляется обособленно, а цепляется за другие мысли, порой образуя в мозгах настоящую сумятицу. Так, глядя на горб, обезобразивший спину сидящего передо мной незнакомца, я подумала, между прочим, что этот человек шьёт одежду на заказ, а значит, ему повезло с местожительством. Живи он не в Дании, а в России, где не каждое ателье берётся обшивать нестандартные фигуры, ему пришлось бы туго, и так прилично он бы не выглядел, а имей он при этом обычную зарплату, то он бы не смог воспользоваться услугами даже тех ателье, которые согласятся на него шить.
— Вы, наверное, подруга Иры? — спросил невзрачный датчанин.
Я успокоилась, освободившись от подтачивавшей моё мужество мысли, что эти незваные гости опасны. Раз они сразу заговорили об Ире, то беспокоиться не стоит.
— Да, — ответила я с вежливой улыбкой и чуть ли не со вздохом облегчения. — Я подруга Иры. Из России.
Взгляд горбуна стал ещё пристальнее, и я не уловила в нём неуверенности, присущей людям, которым с детства тычут пальцем на их уродство. Не было в нём и неприятной надменности, этакой сверхъуверенности, служащей защитой, своеобразным психологическим заслоном против окружающих их обид. Горбун выглядел как человек, полностью удовлетворённый своей судьбой.
