В последнее время не только охотничья страсть уводила Гази-бека за пределы дворца. Юноша вступал в пору зрелости, и сердце его, волнуемое неясным томлением, вдруг открыло, для себя изумительный мир - мир любовной лирики. Он не умел писать стихов, но беззвучно повторял строки, созданные великими поэтами и настолько созвучные ему сейчас, что, казалось, они созданы о нем самом и о той, которую он мог бы полюбить... Уставившись задумчивым взглядом в голубые дали Хазара, он вспоминал кази Мухаммедъяра. Ему очень повезло с учителем: обязанный обучать принца шариату, прививать ему строгие религиозные правила, кази оказался большим знатоком и страстным почитателем древнеарабской, персидской, азербайджанской литературы. Духовный сан не мешал Мухаммедъяру быть ученым широких взглядов, человеком поэтического склада ума. Кази с увлечением рассказывал юноше о поэтах родной земле, научил его понимать глубину строк, ценить недосказанное, наслаждаться благозвучием. Часто цитировал ему стихи Насими, но, спохватываясь, благочестиво добавлял:
- Правда, к концу жизни Сеид Имадеддин стал безбожником, приравнял себя - мыслимое ли дело! - к аллаху, нанес тем самым большой вред святой вере и понес за это справедливое наказание. Но никто так не воспел любовь, как он, любовь, возносящую человека до небес, на недосягаемую высоту. Нет в нашей поэзии равного его божественным газелям!
И, подняв глаза к искусно расписанному потолку дворцового покоя, Мухаммедъяр благоговейно, с упоением читал нараспев:
Под нежный рокот струн - неси тот
вдохновляющий напиток.
Пусть чаша жизни мной не до конца испита,
Я всю ее отдам, и мне не жалко, пусть!
За поцелуй один медовых этих уст.
"Жаль, очень жаль, что учитель покинул этот мир, - думал принц. Такой человек попадается раз в жизни. Бывало, он говорил: "Есть на земле правитель - изначальный, вечный. Перед его вратами все равны - шах и нищий; могущественное богатство бессильно перед ним. Смерть! Да, смерть неотвратимая, необъяснимая тайна вселенной!" Теперь и сам он стал частицей этой тайны. Как странно все: был человек, жил, думал, и вот нет его. Бог знает, кого назначат на его место?! Верно, какого-нибудь бездарного моллу. При нем, надо думать, не только стихи Насими - даже имя поэта упомянуть будет непозволительно. "Ах, ах, какое богохульство", - скажет молла. А для меня это не богохульство, а высшее проявление жизни, дар божий..."
Гази-бек пребывал в том смутном состоянии духа, когда душа юноши, еще не изведавшего любви, уже томится ее предчувствием. С кем разделит он эту любовь - с дворцовой красавицей или хорошенькой невольницей, купленной с торгов по велению отца - принц не знал. Но душа его, как говорят поэты, созрела для любви, всевластное это чувство стояло вопросом в глазах юноши, настежь распахнуло двери в святая святых его сердца - где та, что войдет сюда?
