— Если Деймон оставил тебя здесь, то, кто ты? — Елена говорила медленно, проверяя свою теорию, глядя на черные как ночь глаза ребенка, и темные волосы и черты, которые она узнала, даже если они выглядели такими юными.
— Я — Деймон, — бледными губами прошептал малыш.
Может быть, даже скорей всего, подумала Елена. Она не хотела навредить этому символу детства Деймона. Она хотела, чтобы он почувствовал те удобство и комфорт, которые чувствует она. Если бы душа Деймона походила на дом, то она прибралась бы в нем, и заполнила каждую комнату цветами и звездным светом.
Если на пейзаж, она поместила бы ореол вокруг полной белой луны, или радугу среди облаков.
Но вместо этого она представляла из себя голодающего ребенка, прикованного цепью к камню то, что никто не мог разрушить, и она хотела утешить и успокоить малыша.
Она укачивала маленького мальчика, потирая его руки и ноги, прижав его как птенца к своему духу-телу.
Сначала он был настороженным и напряженным в ее руках.
Но спустя некоторое время, когда в результате их контакта ничего плохого не произошло, он расслабился, и девушка почувствовала, что его маленькое тельце стало теплым, тяжелым и сонливым в ее руках. Сама она чувствовала сладкое удовлетворение от заботы о маленьком существе. Через несколько минут ребенок в ее руках уснул, и Елена
подумала, что на его губах появился слабый признак улыбки. Она обняла его небольшое тело, мягко покачивала, улыбаясь про себя.
Она размышляла о ком-то, кто держал ее, когда она плакала.
Этот кто-то — не был забыт, никогда забывался — но от него ее горло сжимается от боли.
Кто-то такой важный, было крайне важно, чтобы она помнила его теперь, сейчас, и что она… она должна… найти…
И вдруг мирная ночь ума Деймона была взорвана звуком, светом и энергией, и в Елене, оказавшейся на пути этой силы, разгорелась память от одного имени.
Стефан.
Боже, она позабыла о нем, по-настоящему, в течение нескольких минут она позволила втянуть себя в то, что означало забыть его.
Тоска всех тех одиноких ночных часов, когда она сидела и изливала свое горе и страхи в дневник, и затем мир и покой, что предложил ей Деймон фактически заставил ее забыть Стефана, забыть то, что он мог страдать в этот самый момент.
— Нет, нет! — боролась с темнотой Елена.
— Отпусти, я должна найти, не надейся, что я забыла.
— Елена, — голос Деймона был спокоен и нежен, по крайней мере, бесстрастен. — Если ты продолжишь вырываться, как сейчас, у тебя получится — но до земли далеко.
