– Мама, что с тобой? Опять приступ? Я вызову врача.
– Не нужен мне врач. Дай попить, а потом принеси фотографию Рената.
– Мам…
– Жанна, я прошу, не заставляй меня подниматься.
Сделав маленький глоток из стакана, Зинаида поднесла к губам фотографию сына и, поцеловав снимок, протянула его Катке.
– Посмотрите на него, посмотрите и скажите, мог ли человек с таким добродушным, чистым взглядом совершить то, в чем его обвиняют?
– Простите меня, Зинаида Сергеевна, но я вас совершенно не понимаю. Кто такая Яна Соболева? Куда она втянула вашего сына? И что за страшный поступок он совершил? Объясните толком.
– Она… она… – Зина забилась в судорогах.
Жанночка перепугалась, схватила трубку и набрала «ноль три».
– Она! Она, – словно испорченная пластинка, повторяла женщина.
– Мама, успокойся. Мамочка! – Девушка с мольбой посмотрела на Катку: – Прошу вас, уходите, мама разнервничалась, ей необходимо успокоиться.
– За все заплатит. За все! – кричала Зинаида.
В коридоре Копейкина была готова завыть от отчаяния.
– Жанна, ну хотя бы ты можешь сказать, в чем дело? Почему твоя мать проклинает Яну Соболеву? Кто она?
– Янка живет двумя этажами ниже. Квартира сто девяносто.
– Жанна, дочка! Где ты?
– До свидания! – Девушка практически вытолкала Кату на лестничную клетку и, хлопнув дверью, понеслась на зов матери.
Вытирая бумажной салфеткой вспотевший лоб, Катарина спустилась на лестничный проем и, прислонившись спиной к стенке, задумалась. Продуктивного разговора с родственниками Рената не получилось, она так и не выяснила, с какой стати парень оказался в чужой квартире и нашел там свою смерть. Но ведь узнать необходимо, жизненно необходимо. И желательно сделать это как можно быстрее. Она обещала Лике выяснить все в мельчайших подробностях, и она сдержит слово.
Зинаида обвиняет в смерти сына некую Яну Соболеву, проживающую в этом же подъезде. Значит, Катке рано вешать нос и признавать поражение. Она незамедлительно спустится на восьмой этаж и попытает счастье в квартире сто девяносто. Конечно, рассчитывать на радушный прием глупо, скорее всего, ее даже не пустят на порог, но ведь попытка не пытка.
Коснувшись кнопки звонка, Ката выпрямилась, словно гитарная струна, прислушиваясь к царящей на площадке тишине.
Секунд тридцать спустя тишину нарушил сиплый голос:
– Кто?
– Э… добрый день, – залебезила Копейкина. – Простите, вы не могли бы открыть дверь?
– А кто вам нужен?
Катка догадалась, что низкий голос принадлежит женщине.
