Как-то ночью, когда я уже крепко спал, меня разбудил плач матери. Отец поднял меня с постели и ласково взял за руку.
— Я ухожу, сынок, — сказал он. — Во всём слушайся мать!
Помню, я заплакал.
— Куда ты, папа?
— Бороться за твоё будущее, за весь корейский народ!
Отец взял револьвер, надел баранью шубу и вышел из дому.
Ким Ен Гир замолчал. Бойцы сидели, затаив дыхание. Слышно было, как завывает на улице ветер, как шуршит и хлопает натянутая в окнах бумага.
— Отец ушёл с антияпонским отрядом, — тихо сказала Ким Ок Пун. — И больше мы его не видали.
— Осенью прошлого года, — продолжал Ким, — Советская Армия освободила Маньчжурию. Мы стали наводить справки об отце. Но нам так и не удалось ничего о нём узнать.
Прошёл год, и Чан Кай-ши, поддержанный Америкой, послал в северо-восточные провинции свои войска. Народ, узнавший, что такое счастье, снова был схвачен за горло; и чем труднее нам становилось, тем чаще вспоминали мы об отце…
Месяц назад до нас дошёл слух, что отца будто бы видели в горах Нюцигоу: он сидел у дороги — в соломенной шляпе, с пистолетом за поясом и биноклем на шее — и разговаривал с местными жителями.
Мать собрала нас с сестрой в дорогу.
— Увидите отца — не вздумайте звать его домой! — наказывала она нам. — Расскажите ему, как мы здесь живём… Если можно будет, мы всей семьёй переедем к нему. Здесь больше оставаться нельзя.
В горах Нюцигоу мы всех встречных расспрашивали об отце. Один пожилой китаец — звали его Гао — сказал надо, что он слышал про одного корейца по имени Ким.
— Он командовал тут отрядом. Только не знаю, точно ли это ваш отец.
Тогда я показал ему фотографию, на которой отец был снят ещё молодым. Гао долго всматривался в снимок. А потом схватил меня за руку:
— Тебя зовут Ким Ен Гир?
Сердце у меня сильно забилось.
— Да, да, я Ким Ен Гир. А это моя сестра. Скажите, вы знаете нашего отца?
Гао глубоко вздохнул.
— Хорошо, что вы всё же пришли… Идите за мной!
Он приотворил узкую дверь фанзы и вышел наружу.
Мы последовали за ним. Небо было хмурое; собирался идти снег… Мы долго пробирались по лесу и наконец вступили на узкую горную тропинку. Миновали гору… И перед нами выросла другая, густо поросшая диким виноградником и старыми тёмнозелёными соснами. Лес шумел под порывами ветра. Над вершиной горы парил одинокий орёл. Никакой дороги здесь уже не было, и старик вёл нас напрямик. Мы едва поспевали за ним, с нас градом лил пот. Стараясь не отстать, мы выбивались из последних сил.
