Он молча повиновался и, пройдя через калитку, уселся на краю обрыва спиною к ней и лицом к морю.
Джип так сильно вцепилась в дерево калитки, что у нее заболели пальцы. Она смотрела на бабочек, которые в солнечном свете летели к искрящемуся морю, постепенно превращаясь в белые пятнышки на фоне синего неба.
Она никак не могла поверить, что все это правда. Слишком сильным, сладостным, пугающим было это чувство. И она сказала:
- Позвольте мне уйти домой. До завтра!
- Конечно. Как хотите, Джип.
Он прижал ее руку к своей щеке и, сложив руки на груди, снова уставился на море. Джип не пошла домой, а долго просидела в сосновом лесу, пока не сгустились сумерки и звезды не загорелись в небе - оно было того розовато-лилового цвета, который, как утверждают спириты, есть цвет одежд добрых душ.
Поздно ночью, кончив расчесывать волосы, она открыла окно и вышла на веранду. Ни звука в спящем доме, ни дыхания ветра! Ее лицо, руки, вся она горела, как в огне. Луна гнала от нее сон. На море начался прибой, и волны то вздымались, то спадали. Песчаный обрыв казался заснеженным холмом. Все было необычным, как всегда в лунную ночь. Большая ночная бабочка задела ее лицо. Какой-то ночной зверек завозился в песке. И вдруг тень, падавшая от сосны, шевельнулась - чуть-чуть! Прислонившись к стволу, там стоял Саммерхэй, его лицо уже было заметно теперь на фоне ствола. Луна осветила его руку, которую он приложил к глазам. Потом он каким-то умоляющим жестом протянул к ней эту руку. Джип не двигалась и смотрела прямо на него. С чувством, доселе не изведанным, она увидела, что он идет к ней. Вот он остановился, глядя вверх. Его лицо выражало страсть, мольбу, изумление - она видела все это и слышала его благоговейный шепот:
- Это вы, Джип? Правда, это вы? Вы выглядите такой юной!
ГЛАВА VII
С того времени, как Джип отдалась ему, она чувствовала себя словно заколдованной - она ведь никогда не верила в любовь, никогда не думала, что может полюбить так, как любила сейчас! Дни и ночи проходили для нее как во сне. Если раньше она считала невозможным посвящать посторонних в секреты своей замужней жизни, то теперь для нее вообще не существовало никого. Только мысль об отце тяготила ее. Он вернулся в Лондон, и она знала, что обязана рассказать ему все.
Она уехала еще до конца месяца, который должна была провести у моря, приказав Бетти вернуться вместе с маленькой Джип двумя днями позже. Уинтон, побледневший за время лечения, застал ее дома, когда вернулся из клуба.
