- Прошу покорно простить, - тихо сказал Тюрлюпэн виконту д'Оптэру, потому что этот дворянин сидел на том стуле, на который Тюрлюпэн повесил свой плащ.
Взволнованно и отрывисто стал излагать затем господин де Гюнольде свой план собрания:
- Мои друзья и я сойдемся в гостинице "Трех жаворонков". Оттуда мы можем, оставаясь незамеченными, наблюдать за кардинальским дворцом. Девять часов утра. Каждый знает свою задачу. Двое из нас караулят на углах улиц, для предотвращения неожиданностей. Господин кардинал выезжает. По сигналу мы окружаем его карету. Стой! Ни с места! Двое останавливают лошадей, двое раскрывают дверцы кареты, я сам наношу удар, Лансак и Сент-Эньян прикрывают тыл...
Шум и смех покрыли его слова. Герцог де Невер встал, жестом успокоил собрание и, погладив свою седую бородку, спросил:
- А шотландская гвардия, горячая голова? Про нее вы забыли? Что ж, она будет, по-вашему, спокойно при этом стоять и глазеть? И к тому же с ним ездит в карете маршал де ла Форс...
- Так не годится! Нет, не на улицах Парижа! - воскликнул господин де ла Мадлэн. - Нужно напасть на него в открытом поле.
Тюрлюпэн все это слушал и оторопел от ужаса.
- Да ведь они замышляют убийство, - бормотал он.-Безумцы! Разве можно вести такие речи! А я тут стою и молчу! Этакие дурни, этакие сумасброды! Не миновать им виселицы, если они будут заниматься такими делами, да и мне вместе с ними, и некому будет отслужить мессу за упокой моей души. Убийство, нападение... ах, я не желаю с ними иметь ничего общего, я ухожу.
Слово взял представитель бургундской знати, господин де Бертовиль,
- Говорят, кардинал делает каждую неделю смотр своей шотландской гвардии, - сказал он. - Если бы можно было уговорить одного из офицеров устроить так, чтобы невзначай разрядилось ружье...
- Я ничего не слышал. Боже упаси меня от этого, я ничего не слышал, бормотал в ужасе Тюрлюпэн.
Плащ свой он раздобыл. Торопливо вышел в дверь. Потом пустился бежать, словно за ним уже гнались судебные стражники. Только очутившись в узком коридоре, который вел с галереи в левый угловой павильон, успокоился он опять.
"Здесь я найду ее, - сказал он себе. - Она должна сейчас же со мною уйти, я дольше тут не останусь, такие слова нельзя произносить. У меня нет охоты попасть на галеры. Третья дверь, и потом дважды постучать, чтобы она знала, что это я. То-то изумится она, когда я ей скажу, кто я такой, и что я еду с нею в Булонь и что мы заживем вместе. Только вот что: она, пожалуй, подумает, что должна будет каждый день угощать меня к завтраку бисквитами и паштетами. Нет, я не из тех людей, которым вкусная еда дороже всего на свете. Когда я утром нахожу в миске посреди реп кусок телятины, то и этим доволен. И одной кружки вина в день хватит на нас обоих".
