Я слышал, как полковник говорил о ночном сражении и хвалил стойкость гессенцев и хладнокровие их офицеров. О нашем полку он не сказал ни слова, а гессенские офицеры поглядывали на нас насмешливо, и раздосадованный Донон громко зашептал Эглофштейну:
- А если бы все держались, как наш Гюнтер, так и укреплений мы не потеряли бы...
Лейтенант фон Дубич из полка "Наследный принц", толстый человек с красной физиономией поварихи, которая целыми днями не отходит от плиты, уловил эти слова и бросил Донону:
- Что это значит? Не хотите ли сказать, будто кто-то из нас не выполнил свой долг?!
- Как и сказал сейчас господин полковник! - включился капитан Кастель-Боркенштейн. - Вы все слышали? Мои гренадеры отошли последними!
Донон не ответил, но опять прошептал на ухо Эглофштейну - так, чтобы другие не могли не услышать:
- Я как раз подошел, чтобы застать и увидеть этот отход. Они бежали и прыгали, как портняжка на Пасху...
Теперь уже никто не слушал полковника - в ответ на это замечание посыпалась брань, острые словечки летали в воздухе. Лейтенант фон Дубич, побагровев, кричал на Донона, офицеры топали ногами, шпоры звенели, а собака Кастель-Боркенштейна взлаивала, пока полковник наконец не грохнул обоими кулаками по столу, требуя порядка.
Шумевшие притихли и только мерили друг друга гневными взглядами. Один Брокендорф не унимался. Он использовал общую перебранку, чтобы дать выход своей обиде: казармы его роты сгорели, а новых она до сих пор не получила.
- Сколько же еще, - кричал он, - мои люди должны толочься под дождем на улице? Это же позор! Или ждать, пока они захлебнутся в грязи?
- Вашим людям я еще час назад отвел помещения! - указал ему полковник.
- Помещения? И это вы называете квартирами?! Овечье стойло и сарай, где и четверть моих людей не поместится, и еще крысы прыгают у них по головам!
- Места там хватит на две роты! Но вы, Брокендорф, вечно спорите...
- Господин полковник, это мой долг, команди...
- Ваш долг - молчать и выполнять мои приказания! Вы поняли?
- Весьма обязан, господин полковник! - прошипел Брокендорф, даже вспотев от гнева. - Канальи могут захлебываться в грязи... Канальи могут задыхаться в дерьме! Если только в штабе каждый господин в своей теплой комнате...
Он проглотил остальное, что уже было у него на языке, потому что полковник, побагровев, выскочил из-за стола и, сжав кулаки, бросился к Брокендорфу. На лбу полковника вздулись жилы, и он зарычал как медведь:
