Началась настоящая жизнь. Белых воротничков не было и в помине. Ноги скоро привыкли к колкой земле и "больким" камешкам. Теперь ни одно из приготовленных для Маврика прозвищ не могло пристать к нему. Разве он "неженка" или "полосатый чулок", когда он бос. Он и не "поганый гриб", а такой же, как все. Кое-кто из ребят еще пытается придумать ему кличку, но кличка не пристает. Кроме одной - "зашеинский внук". Так его называют взрослые. Он часто слышит за спиной, как одна старуха говорит другой: "Это идет зашеинский внук". Иногда его так называют в глаза. Здороваются с ним незнакомые люди и говорят:
- А ну-ка, покажись, каков ты, зашеинский внук...
Или:
- Зашеинский-то внук весь в деда. Бровь в бровь, глаз в глаз, и нос его.
В Перми никто не обращал на него внимания, когда он проходил по улицам. А здесь редкий не оглядывается на него, не останавливает его.
- Ну-кось, давай поздороваемся, - вдруг задерживают Маврика и начинают расспрашивать, что и как.
Говорят с ним на далеких улицах. Откуда о нем знают? Почему называют по имени - Катенькой и Любонькой - его тетку и его маму? Почему имя "Матвей Романович" произносится с уважением?
- Потому, - отвечает бабушка, - что дед твой не порознь с народом жизнь прожил, не как другие прочие мастера.
Маврик слыхал о дедушке немало, но мальчик многое не понимал. Дедушку он помнил седым, кудрявым. Он сажал Маврика на колени, ласкал его, угощал сладкими пирогами, приносил маковые конфеты. Помнит он, как дедушка без конца щепал лучину для растопки печи. Пучки лучины сохранились и теперь на чердаке дома. Помнит он похороны. Помнит, что на похороны пришло много народу. Гроб пришлось выносить на улицу, чтобы не устраивать давки и дать подойти к покойнику всем, кто хочет.
Подходил к гробу и сам управитель завода. Он возложил венок с лентами. Гроб несли только почтенные рабочие, да и те ссорились - кому нести. Маврика тоже несли на руках. Чтобы ему было все видно. Это хорошо помнит Маврик. Он помнит, как ему кто-то с черными усами сказал:
- Оглянись и запомни, как хоронят твоего деда Матвея Романовича.
О деде рассказывалось многое, но из всего запомнилось, как дед спас рабочих от порки у чугунного медведя.
Медведь и по сей день шагает по серому граниту на плотине. И по сей день он тщится выглядеть царственным чудищем. Мильвенцы знают, что медведь некогда был вырезан из мягкого дерева липы мастером веселой души, по имени Сереверьян, и поставлен в заводском саду для погляда.
