Даша замолчала и несколько раз глубоко затянулась сигаретой.
– Очень страшно, — вместе с облачком дыма выпустила она слова. — Очень страшно, когда читаешь историю болезни умершего от такой болезни ребенка. Я просто физически чувствовала, как был растерян и подавлен лечащий врач. Такие… скупые строки, и в них — боль. А в последние несколько месяцев жизни ребенка записи делались каждый день. Вот это самое страшное. Такой, понимаешь, дневник смерти.
Даша замолчала. И мне вдруг стало заметно, как она похудела и осунулась за все то время, которое мы не виделись. Да и эта ее новая стрижка, очень короткая, что называется "под мальчика", открывала худую и такую хрупкую шею. Даша молчала, и я не решалась сказать ни слова. Наконец, когда стрелка настенных часов остановилась на цифре "три", я спросила:
– А с тем врачом, который берется лечить таких детей, ты общалась?
– Нет.
– Почему? — с недоумением проговорила я. — Если он берется лечить, значит, у него хоть что-то получается. Значит, он знает хоть что-то об этом заболевании. Тебе обязательно нужно…
– Да я понимаю! — воскликнула Даша. — Я уже много раз пыталась добраться до этого врача, но у него какая-то непонятная система: в его клинику не пускают никого, кроме пациентов, записанных на прием.
– И ты запишись, — посоветовала я.
– Десять раз, наверное, записывалась, но мне все время говорили, что моей фамилии в списках нет.
– Странно, — сказала я.
– Конечно, странно, — согласилась Даша.
Мы еще немного посидели в тишине. Честно говоря, мне было совсем не по себе от Дашиного рассказа. Ведь это самое ужасное, когда дети мучаются. Нельзя, чтобы мучились дети. И почему, откуда берутся силы, заставляющие мудрую природу создавать подобные отвратительные заболевания… Или это виновата не природа?
"Черт возьми, — подумала я, — поскорее бы приехал Васик. Рассказал бы о своем приключении. Разрушил бы это гнетущее состояние, а то мы сидим сейчас, и будто вся комната наполнена густой, как липкая смола, тоской. Даша не смотрит на меня, задумалась о чем-то. Обычно, когда она о чем-то задумывается, то смотрит в окно — светлым и отрешенным, только ей свойственным взглядом. А сейчас она в пол уставилась. Да, здорово изменилась моя подруга. Вечно витала в облаках, а теперь столкнулась с жестокой действительностью. Да еще с какой!
– Интересно, — осмелилась я нарушить тишину, — что же такое с Васиком случилось? Менты, милиция… Неужели опять вляпался в какую-то историю? Это он может. У него на это просто талант.
