Не отходя от зеркала, мать ответила:
- Только луна и твое разгоряченное воображение. Нельзя так волноваться, Джон!
Но маленький Джон, все еще не владея своими нервами, ответил хвастливо:
- Я и не испугался, по правде-то.
И он все лежал, разглядывая колесницы и пики. Время тянулось.
- Ой, мамочка, поскорей!
- Милый, надо же мне заплести косы.
- Сегодня не надо. Завтра ведь опять придется расплетать. Мне спать хочется, а если ты не придешь, расхочется.
Мать стояла перед трехстворчатым зеркалом, вся белая, и он видел ее с трех сторон; шея была повернута, волосы блестели в свете лампы, темные глаза улыбались. Все это было ни к чему, и он сказал:
- Иди же, мама, я жду.
- Сейчас, мой родной, сейчас.
Маленький Джон закрыл глаза. Все кончилось к лучшему, только пусть бы уж она поскорее! Кровать дрогнула, она легла. И, не открывая глаз, он сонно проговорил:
- Хорошо, правда?
Он слышал, как она сказала что-то, почувствовал прикосновение ее губ у себя на носу и, прижавшись к той, что лежала без сна и любила его всеми помыслами, погрузился в безмятежный сон, который отделил его от прошлого.
1920 г.
