— Сейчас все проще. Не нужно многих лишних условностей, не нужно маменек и первых дней мая, — сказал я.
— Да, — согласилась она. — Я тоже думаю, что сейчас проще, но иногда мне кажется, что к сожалению.
Впрочем, не прошло и минуты, как она уже снова смеялась и требовала у меня:
— Перестаньте быть серьезным… нельзя быть таким серьезным! Поцелуйте вон ту статую!
— И не подумаю! Та статуя слишком старая и желтая, — сказал я.
Оглянувшись и убедившись, что в этой части сада мы одни, я легко поднял ее на руки, занес на газон, прижал спиной к желтеющей липе и стал целовать. Вначале она была немного напугана моим порывом, но потом обняла меня за шею и прижалась ко мне. Она хохотала и быстро крутила головой, мешая и дразня меня. Я осыпал мелкими поцелуями ее щеки, влажный рот и закрытые чуть подрагивающие веки. Наконец, сдавшись, она уступила, и мы слились уже в настоящем поцелуе.
После поцелуя она прогнулась назад, и, обхватив ее, чтобы она не упала, я ощутил ее податливое мягкое тело, засасывающую пустоту бедер и упругие груди. В глазах у меня помутилось и, чтобы не потерять голову, я легонько отстранил ее.
Она сразу все поняла, восстановила равновесие, отпустила меня и мы пошли рядом, не касаясь друг друга. Разговор сам собой вернулся на темы самые легкие и незначительные, словно и не было между нами ничего, а мы были просто давними, не очень близкими знакомыми. В разговоре мы с ней то и дело перепрыгивали с «вы» на «ты», как люди не очень еще уверенные в том, что барьер между ними исчез.
Разом ощутив эту шаткость, мы засмеялись, и уже треснувшая китайская стена вдруг рухнула, граница с разделительной полосой, овчарками и вышками была уничтожена, и мы стали одним целым. Мы жадно заговорили, перебивая друг друга и не слыша слов, а потом она спросила:
— Ты веришь, что бывает любовь с первого взгляда?
— Только в нее и верю. Любовь бывает или с первого взгляда или ее нет совсем, — сказал я.
— А вот если… — начала вдруг она и осеклась.
— Что? — переспросил я.
— Да так, неважно. Глупость одна в голову пришла, — виновато сказала она, и я не стал допытываться.
Я и сейчас порой, словно наждачной бумагой вожу по душе, пытаясь угадать, что хотела она сказать тогда, и, чем больше я думаю, тем сильнее мне кажется, что это было что-то важное, хотя, возможно, это и был пустяк.
Мы вышли из Летнего Сада напротив Инженерного замка. Я мельком оглядел все машины, но и здесь не увидел ее «Опеля».
— И где твой красавец? Я забеспокоился, когда не нашел его, — сказал я.
