— Мёртвые сраму не имут, княже.
Князь пронзительно смотрел своему витязю в глаза.
— Не про тебя это, Вышатич. Заклинаю тебя и молю — сбереги мою Ладушку. Живой ли, мёртвый — сбереги. Ничего боле не прикажу тебе!
Ратибор снова тряхнул длинными волосами. Встал.
— Дозволь собираться, княже, время не терпит.
Князь тоже встал. Подкинул на ладони тяжёлый, длинный, как чулок, до отказа набитый кожаный кошель, кинул Ратибору — тот поймал на лету.
— Сто гривен тут. Это тебе на дорогу. Иди. Бери коней любых, ключников буди сейчас. Чуть кто чего не отыщет — бей в зубы, по княжьему слову. Я потом добавлю.
…
Копыта коней месили снег, и с мутного неба сыпались густые мелкие хлопья, неприятно лепившиеся на лицо. Видно было от силы на пятнадцать шагов. Всё исчезало в белёсой мути, и оттого казалось, что маленький отряд движется в каком-то нереальном, потустороннем мире, где нет ничего, кроме вот этой белёсой бесконечности и бесконечного же снега… И только время от времени из этой белёсой круговерти то справа, то слева выплывала угрожающе-тёмная масса ельника или призрачно-серая опушка березняка, вплотную подступавшего к дороге, и снова исчезала в снежной круговерти.
Ратибор покосился на княгиню. Молодая женщина вела себя вполне достойно — не всхлипывала, не куксилась. Сидела прямо, мерно покачиваясь в такт конской рыси, и смотрела вперёд огромными сухими глазами, и только на дне этих глаз стыла осенней тёмной водой тревога.
— Не озябла?
Женщина бледно улыбнулась.
— Хороша больно погодка. Радует сердце, к прочему всему.
Витязь скупо улыбнулся в ответ.
— Отличная, госпожа моя. Мы никого не видим, нас никто не видит. В такую погоду никто никому жить не мешает, княгиня.
Сказал, и сам удивился. Может, однако!
— Ты уж философии греческой не учён ли, Ратибор Вышатич? — заметно развеселилась княгиня, и стылая тревога-кручина на время ушла из её глаз.
— Это как из лука на скаку бить, что ли? — недоумённо спросил Ратибор.
— Ну не совсем так — окончательно развеселилась княгиня — Но близко.
Ратибор про себя усмехнулся. Вообще-то он знал, что такое философия. Батюшка Варсонофий, накушавшись мёду либо браги, любил поучать паству цитатами из Библии и других греческих книг, и при этом вздевал палец к небу: "сие есьм философия, наука о премудростях всяческих". Но сейчас важно отвлечь молодую женщину от тяжких дум.
И вообще, сейчас умение бить на скаку из тяжёлого, в рост человека, русского лука куда важнее всех и всяческих премудростей.
