Во-первых, скорбь имеет в значительной степени личный характер. В выражении этого чувства могут принимать участие профессионалы: похоронное бюро, священник, возможно, несколько музыкантов или хор. В некоторых странах для выражения горя принято нанимать людей. В Норвегии их называют «grateko-пег» — «плакальщицы». Интересная особенность современной жизни состоит в том, что в обществе, где все, можно сказать, профессионализировано, профессиональные плакальщицы оказались не у дел. Современные похороны едва ли можно представить себе без того, чтобы в центре процессии не было людей, близких покойному. Когда умирает король, должностные лица также должны быть в центре. Но это тот случай, когда скорбит нация. Когда же умирает обыкновенный человек, возле него остаются близкие. Для ведения гражданского дела в суде вы можете нанять представителя. Для похорон близкого вам человека — нет. Вы либо участвуете, либо не участвуете.
Во-вторых, скорбь имеет эмоциональный характер. Не слишком много, не слишком долго. Но когда гроб опускается в землю или исчезает в печи крематория, нам позволено снять эмоциональное напряжение. Снова под контролем, но не полным. Нам позволено выразить скорбь, и от нас ожидают, что мы это сделаем. Крокодиловы слезы можно проливать на похоронах врага. Но само это зрелище лишь подчеркивает легитимность настоящих и естественных слез.
В-третьих, скорбь не имеет цели. Это так и в то же время совершенно не так. Траур выполняет личные и общественные функции. Если исключить возможность траура, то и люди, и социальные системы развалятся на кусочки. Выражение горя и скорби делает возможным продолжение. Мы все это знаем. Но мы знаем также, что если выражение скорби преследует некую цель, то это выглядит противоестественно. Именно это превращает государственные похороны не столь уж любимого лица в столь непривлекательное зрелище. Скорбь существует ради скорби. Это, однако, не останавливает нас перед тем, чтобы извлечь из нее определенную выгоду. Это утилитарная скорбь, презираемая как профанация чувств, хорошо известных всем, кому есть чем дорожить и что терять.
Утрата может повлечь за собой скорбь и траур. Она может также повлечь за собой гнев и паказание. Конечно, между этими явлениями есть важные различия. Траур не обязательно имеет какую-либо цель, тогда как гнев, воплотившийся в наказании, имеет ее. Но есть между ними и черты сходства. Я придерживаюсь того мнения, что чем больше гнев, выражаемый посредством наказания, похож на траур, тем меньше оснований возражать против него. Я пытаюсь здесь провести некоторую аналогию. Если раздача боли необходима, то единственно приемлемой формой для этого является форма, имеющая сходство с трауром.
