Другое объяснение исходит из положения молодежи и современном индустриальном обществе. Молодость превратилась в весьма длительный этап жизни. Возростная структура приспособилась к структуре производства. Теперь для выполнения работ требуется меньше людей. Мы отвечаем на это увеличением числа лет, проводимых в ожидании работы, и отправлением на пенсию после ее окончания. В целом пенсионный возраст постепенно понижается. Мы считаем это преимуществом, и для многих людей дело обстоит именно так. На другом конце возрастной шкалы мы увеличиваем число лет, в течение которых людей держат вне работы посредством удлинения срока обязательного или почти обязательного обучения. Система образования открыта для всех. Этот факт — предмет гордости в наших странах, где у руководства стоят социал-демократы. Каждому дана привилегия конкурировать с другими — на арене, созданной средними классами для средних классов. Это хорошо отлаженный механизм перевода структурного неравенства в переживание личной несостоятельности и чувство вины (Херне и Кнуд-сен, 1976; Коллеваерт и Нилссон, 1978). Большинство тех, кто потерпел поражение, безропотно принимает его. Они не протестуют против вердикта, они не лучше, чем полученные ими оценки, и соглашаются занимать то положение в производстве либо вне его, которое обусловлено этими оценками. Но некоторые не соглашаются. И выражают это сидением в парке.
Для большинства людей, которых общество приучило подчиняться суточным и годичным ритмам трудовой деятельности, безработица и выход на пенсию означают буквально списание с корабля, дающее свободное время, лишенное содержания. И до конца своих дней они будут вести такой образ жизни, который ни они сами, ни другие контролировать не могут.
К тому же в настоящее время стала более заметной классовая дифференциация. Если смотреть со стороны, глазами иностранцев, или с позиции пожилых людей, измеряя благосостояние деньгами и вещами, то большинство скандинавов весьма богаты. Но люди не смотрят на себя со стороны или в исторической ретроспективе. Неравенство осталось, и рост богатства, который временно мог смягчать неудовлетворенность, — прекратился. Неравенство больше уже не рассматривается лишь как предварительная стадия. Все заинтересованные стороны считают его постоянной чертой общества, во всеуслышание заявляющего о равенстве.
Если это общество скандинавского типа, то оно будет называть себя государством всеобщего благоденствия. X. Зеттерберг назвал такое общество раем для игроков, местом, где вы можете только выиграть, но не проиграть. Он пустил это выражение в оборот в своей лекции, прочитанной в 60-е годы в Осло. Я не уверен, что он мог бы сказать то же самое сегодня. Можно потерять все, и наркоманы доказывают это каждый день. Примером того же служит проституция. Минимальная пенсия для престарелых в Норвегии составляет около четверти заработка промышленного рабочего. Те, кто зависят от муниципальной системы социального обеспечения, могут остаться с пенсией, которая вдвое меньше минимума. Как сказал К. Д. Якобсен (1967), «самой большой помехой на пути создания государства всеобщего благоденствия является наша вера в то, что оно у нас уже есть». Ф. Балвиг (1980) убедительно показала, что прежняя связь между нищетой и преступностью все еще существует, несмотря на все разговоры о том, что ее уже нет.
