Фрэнклин, вооружившись феном, сосредоточенно очищал от пара зеркало над раковиной. Получался ровный круг – такой правильный, просто загляденье. И в нем, как в нимбе, предстало его лицо. Породистое, волевое, красивое настоящей мужской красотой. Я шагнула к нему, ласково обвила руками атлетический торс. Мой герой дернулся.
– Эй, осторожней! Ты вся потная и руки ледяные.
– И вовсе нет.
Какое там вся потная, я даже не запыхалась. Боже, мне бы только уткнуться лицом в эту надежную спину! Я сорвала с себя семь слоев утепленного трикотажа – все эти бесконечные толстовки и футболки, носки, фирменные легинсы с эластаном, хлопчатобумажный спортивный лифчик – и наконец прильнула к спине мужа, послушно следуя каждому изгибу его тела.
– Ну же, Барбара! – Фрэнклин методично втирал в волосы мусс для укладки.
– Дети уже в школе. – Я пощекотала губами его шею.
– Дела, родная, дела! Завтрак с консультантами. Предвыборная стратегия, все такое...
Фрэнклин занялся волосами, бережно расчесывая каждую прядь. Пересаженные с затылка волосяные мешочки за год превратились в холеную белокурую шевелюру. Я восточной гурией заскользила вниз по его спине, пересчитывая губами позвонки, распеленывая бедра из полотенца.
– Бавбава!
Он уже чистил зубы. Прополоскал рот, сплюнул. Эликсир для десен, самая лучшая шелковая нить для зубов, отбеливающая паста, освежитель дыхания. Да, мой муж с почтением относится к своей ротовой полости. А вот я нет, запросто могу пройтись языком по его пояснице, пахнущей туалетным мылом. Пока я обхаживала тыл, руки мои жили собственной жизнью на фасаде – поглаживали, ласково теребили. Толку! Ладно, Фрэнклин не виноват. Он и в лучшие годы не был ранней пташкой.
Отвернувшись наконец от зеркала, Фрэнклин подхватил меня под локти, поставил на ноги и потрепал по щеке:
– И не думай.
Соблазнил и бросил, вот как это называется. Ну ладно, просто бросил – соблазняла я.
Утренний туалет Фрэнклина вступал в заключительную фазу – бритья и дезодорации. Я пристроилась на краю необъятной ванны и повернула крылья позолоченного лебедя, служившего краном в этом храме Идеального Тела. Распахнутый птичий клюв принялся изрыгать воду. Одна щека Фрэнклина уже скрылась под мыльной пеной. Ну, Барбара, включай секундомер – теперь в твоем распоряжении полных две минуты его безраздельного внимания.
– Бросаю я эти променады по утрам, – обронила я равнодушным тоном.
– Что так?
– Ничего. Скучно.
– А может, просто идешь на попятный?
