Я вспомнил этот рассказ, поднимаясь по ступеням внутристенного хода Невьянской башни. И, несмотря на то, что где-то впереди, за поворотом лестницы, щелкал дверным замком «хозяин» башни Александр Иванович Саканцев, что со двора доносилось стучащее, шипящее и свистящее буйство производства, мне казалось, что под тяжелыми сводами слышатся голоса прошлого, что сквозь толстые, почти крепостные стены пробиваются какие-то человеческие звуки. Не знаю, может быть, это вызвано особой акустикой башни со множеством таинственных каналов, где любой звук, плутая и бесчисленно раз отражаясь, так изменяется, что начинает походить на стоны и пришептывания.
Позже в книге В. И. Немировича-Данченко (брата известного театрального деятеля) «Кама и Урал», написанной в 1870-х годах, я прочитал о подобном же впечатлении автора, побывавшего в знаменитой башне.
Каждый, кто оказывается внутри или хотя бы вблизи этого прекрасного, уникального и таинственного сооружения, невольно чувствует себя причастным к чему-то сокровенному, потаенному, до поры до времени неизвестному, но необыкновенно значительному. Будто массивные стены башни не покоятся на таком же массивном фундаменте из сланцевых глыб, а вырастают откуда-то из другого мира, из другого времени. И стоит только спуститься туда, вниз, под башню, — словно попадешь в XVIII век, тебя окружат суровые изработанные люди с горящими глазами, поротые, ломанные, истерзанные непосильной работой. Вот прямо из стены башни растет пробившаяся сквозь кладку березка — как будто это они, затворники демидовских подземелий, через века подают нам знак.
С подвалами башни связаны легенды, рассказы беллетристов, фантастические домыслы и откровения, наконец, архивные изыскания и научные исследования последнего времени. Правда, иногда с этими подвалами отождествляли подземелья и подземные ходы, находимые и сравнительно далеко от башни. Что поделаешь, такова уж ее притягательная сила, такова уж ее слава как средоточия невьянских тайн.
Конечно, башня не могла остаться в стороне от невьянских подземных хитростей и играла в них важную роль.
О Невьянской башне написано много, но загадки ее почти не разгаданы. Проблема сохранения башни, превращения ее в музей укладывается сейчас в пухлую папку переписки сорокалетнего возраста. Сверхделовые письма, красивые решения, кричащие акты не подвинули дело. Под аккомпанемент разговоров старая башня элементарно разрушается. Шпуры, пробуренные с двух сторон почти двухметровой толщины стены, принесли очень неутешительную информацию: по 60 сантиметров с наружной и внутренней сторон — рыхлый кирпич, расслоение кладки, вездесущая влага.
