— Скорее — это ужасная реальность, — кивнул преподобный.
— Мы породим монстров! — продолжал разглагольствовать гость. — Мы породим чудовищ, лишенных души!
— Не мельтешите, чадо! — осек его отец Савва. — Это мы поймем по их способности к любви.
— Неужели вы дерзаете даже предположить возможность существования у «рукотворного» души?! — возмутился отец Борис.
— Просто я не дерзаю решать за Господа этот вопрос сам, — отговорился преподобный и добавил: — А вас, мой бескомпромиссный друг, никогда не посещала мысль, что эти вышеупомянутые «клоны» долго будут нами восприниматься как особи второго рода, а именно в подобной среде когда-то и утвердилось христианство.
Однажды отца Савву спросили, какой самый мистический опыт ему привелось испытать в жизни.
— Я был свидетелем, как один очень состоятельный пьяница, дебошир и развратник пожертвовал своей жизнью ради
спасения чужого ребенка. Перед своим поступком он несколько мгновений размышлял, а когда уже все произошло и он увидел, что ребенок спасен, последним, что он произнес, было: «Слава Богу!»
— Думаете, он спас свою душу? — уточнили вопрошавшие.
— Не знаю, но за те немногие мгновения, покуда он принимал решение, ему явно удалось преодолеть себя, — ответил отец Савва.
— Настоящий христианин поступил бы точно так же и не раздумывая, — заявил отец Борис.
— Да, конечно, — согласился преподобный, — тем более что у вышеупомянутого не было на иждивении пятерых детей и матери-инвалида, как у вас, отец Борис.
— Ах, как бы я хотел постоянно видеть рядом с собой своего святого покровителя, — признался отцу Савве монастырский библиотекарь. — Мне бы стало гораздо спокойнее.
— Да, но тогда у вашего святого покровителя совсем бы не осталось времени на личную жизнь, — заметил преподобный.
— Разве у святых есть своя личная жизнь? — изумился тот.
— А чем, по-вашему, они пожертвовали во славу Христову? — пожал плечами отец Савва и напомнил: — «Аз воздам сторицей».
— Вы думаете — это о личной жизни? — не понял библиотекарь.
— И к тому же вечной!.. — закончил отец Савва.
— Какой грех самый страшный? — спросили отца Савву молодые иноки.
— Лично мне, как человеку относительно воспитанному, особенно неприличным представляется блуд, — ответил преподобный.
— А кощунство? — продолжили расспросы иноки.
— Это самый глупый, — крякнул огорчительно отец Савва.
До пятидесятилетия отец Савва, чаще по осени, ездил на своем мотоцикле в район ученого городка неподалеку. Во-первых, он чинил всю монастырскую обувь у одного местного художника, Бахадыра. И во-вторых, пока чинилась обувь, он играл с этим молодым художником Бахадыром в нарды, сказывалось время, проведенное в Центральной Азии.
