А планктон – это же как песок Сахары, разносимый ветром. Его находят потом и во льдах Антарктиды, и в айсбергах Гренландии.
Через десяток лет эти снаряды и бомбы проржавеют окончательно, и ищи тогда этот иприт.
Нужны усилия. И усилия международные. Все страны, выходящие к Балтике, должны этим заниматься.
И возглавить все это, по моему разумению, должна Германия. Это их суда и их снаряды. А горе после них общее.
Сейчас идет изучение. Берут пробы, обдумывают, строят прогнозы.
Ребята! Я, конечно, ничего не имею против обдумывания, но лучше бы с этим делом поторопиться.
Есть проект сооружения над затонувшими судами бетонных саркофагов.
Так сказать, оставим проблему следующим поколениям.
Предложения такие есть, но я бы все-таки, положа руку на сердце, поднимал бы все это дело со дна.
Дорого, конечно, но пора чистить планету. Поверьте химику, пора.
* * *
Нам прекрасно известны единодушные жалобы всех политических авторов, занимавшихся этим неутихающим предметом, о котором речь пойдет ниже, – поток людей и денег, устремляющихся в столицы по тому или иному суетному поводу, делается подчас настолько бурным, стремительным и опасно говорливым, заметим мимоходом, что ставит под угрозу наши гражданские права.
Это, я вам отмечу речью метафорической, недуг, серьезный недуг.
Развивая этот посыл в законченную аллегорию, скажем, что недуг в теле человеческом ничем не отличается от недуга в теле народном. А любое недомогание легче предупредить, чем излечить, – известнейшее дело. Да!
Так какие это права?
Права на тишь и благодать. Я полагаю, что это главенствующие права. Потому как остальные наши права давно уже защищены этими цветками благоуханными нашей с вами законности – членами Законодательного собрания.
Одного только взгляда – сперва негодующего, конечно, но со временем все более и более терпимого, а потом и восторженного, на них, на те цветки – достаточно, чтобы в том удостовериться.
Какие это цветки, почитаемые нами в самом начале этого абзаца за отродья мира растений?
Пожалуйста – это тюльпаны, розы и гладиолусы.
Причем наши тюльпаны цветут всегда, и от них не отстают ни розы, ни гладиолусы.
И что бы там ни делала с нами погода – их ничем не уморить.
Давят, давят, давят, а они все растут и растут – кровь и жизненные духи поднимают их вверх из любого состояния. Так что нашим свободам едва ли угрожает опасность французского вторжения.
Почему я тут подумал о Франции? Потому что я о ней думаю всегда. Этот дух, этот стиль, эта манера – ужас, жуть.
