* * *
Заинтересовавшись кругом особенно близких знакомых автора, я заметил, что среди них чаще других повторяются имена Чаадаевых, Петра и Михаила, и двоюродного брата их князя Щербатова. Между прочим, подробно сообщается о трагической судьбе Щербатова, который «во время семёновской истории был в отпуску в Москве. Узнавши об ней из письма Сергея Муравьева и Ермолаева>15, которое было написано в день сей истории, он не знал, на что решиться: ехать ли в Петербург или дожидаться дальнейших известий. Он написал к Ермолаеву, чтобы тот известил его, нужно ли его присутствие в Петербурге, и, чтобы он во всяком случае спросил об этом у Михаилы Чаадаева». Это письмо было обнаружено у Ермолаева, и хотя виновность Щербатова не была чем-либо доказана, но он был арестован и сослан рядовым на Кавказ, где умер в 1829 г. (ПЗ, III, 281).
Автор, как видно, знал многое и был близок к кругу людей, посвященных в тайну Щербатова (Михаил Чаадаев, Сергей Муравьев и др.).
Еще интереснее сведения, сообщаемые о самом П. Я. Чаадаеве. Они так важны, что мы приводим их полностью:
«При самом начале истории Семёновского полка отдано было приказание не выпускать никого из города, но австрийский посланник Лебцельтерн нашел возможность тотчас выпроводить из Петербурга курьера с донесением к Меттерниху об этом происшествии. Васильчиков отправил своего адъютанта П. Я. Чаадаева с донесением к императору в Лейбах>16только тогда, когда полк был уже в крепости. После того как Чаадаев вышел в отставку, распространился слух, что ему ведено было оставить службу за то, что ехал очень медленно и опоздал с известием. Это совершенно несправедливо. Австрийский курьер приехал несколько раньше, но он и выехал раньше из Петербурга. По тому, как обошелся государь с Чаадаевым, все ожидали, что его сделают флигель-адъютантом; нет никакого сомнения, что это так бы и было, ежели бы Чаадаев не вышел в отставку, не желая получить награды за семёновскую историю. Приехав в Лейбах, Чаадаев остановился у князя Меншикова (бывшего впоследствии морским министром и главнокомандующим в Крыму). Когда он явился к императору, то Александр стал расспрашивать его обо всех подробностях достопамятной ночи. „Надо признаться, — сказал император, — что семеновцы, даже совершая преступление, вели себя отлично, хорошо“. Потом он спросил, на кого имеют подозрение в возмущении полка. „Я, может быть, грешу, — прибавил он, — но очень подозреваю Греча“. Когда Чаадаев вышел и был уже на лестнице, его догнал князь П. Волконский. „Вы остановились у Меншикова, — сказал он ему, — государь приказал сказать вам, чтобы вы ни слова не говорили ему про ваш разговор с ним“
