В угодливой почтительности Нестерова чувствовалось нечто неестественное, смущавшее того, кому она демонстрировалась.
— Почему вы здесь? — резко спросил Рябышев.
— Навожу порядок.
— А где ваше место, когда дивизия воюет?
Не дожидаясь ответа, Дмитрий Иванович с гневом бросил:
— Предупреждаю о неполном служебном соответствии. Немедленно к генералу Мишанину… Вперед!
Последнее слово было командой механику-водителю, старшине Стаднюку. Тяжелый танк рванул с места, обдав вытянувшегося в струнку Нестерова газом и пылью.
Еще приближаясь к лесу, мы почувствовали запах гари. Запах этот крепчал. Среди деревьев замерли сизоватые облачка дыма.
Лес своим раскатистым эхом мешал определить, куда нацелен бомбовый удар. Но ясно было, что бомбят в полосе действий дивизии Герасимова. Оттуда и приплыли эти словно бы неподвижные клочья дыма.
На дороге, ведущей к штабу корпуса, ежеминутно поднимался шлагбаум, чтобы пропустить мотоциклы и броневички офицеров связи. Кое-где были отрыты неглубокие щели. Но окапывать машины никому не пришло в голову.
Цинченко доложил обстановку. Несмотря на свое стремление быть обстоятельным, он ничего не прибавил к тому, что мы знали. А знали мы мало, совсем мало.
Теперь самолеты проплывали уже прямо над нами и совсем неподалеку освобождались от бомбового груза. Один из штабных командиров, поглядывая на небо, лихорадочно, но неумело рыл малой шанцевой лопаткой окоп.
Одновременно с приближающимися разрывами нарастала нервозность.
С Дмитрием Ивановичем и Цинченко я поднялся в радиомашину.
— Мишанина! — приказал генерал.
Мы сняли шлемы и надели наушники. Прошло несколько минут, прежде чем до нас донесся голос комдива. Ничего нельзя было разобрать, кроме неоднократно повторенного слова «бомбит».
Наушники отключили нас от звуков, наполнявших лес. Я не слышал, как рядом с нами тоже разорвалась бомба…
Когда нас откопали, я ничего не слышал. Только по движению губ Коровкина понял его вопрос: «Живы?». Кивнул головой, и снова наступила темь. Я лежал на спине под танком. Около меня еще кто-то.
Сознание возвращалось постепенно. Одновременно восстанавливались слух, способность двигаться.
Ко мне подполз Коровкин и повторил свой вопрос.
Я уже мог отвечать:
— Жив…
И неуверенно добавил:
— …как будто.
— Генерал тоже вроде очнулся, а вот подполковник Цинченко только стонет.
Вылез из-под танка. Метрах в пятнадцати догорал перевернутый остов радиомашины. Горел и лес. По бронзовой коре сосен бежало пламя. Вверх, вниз, по веткам на соседние стволы. Горящие деревья падали, поджигали грузовики, палатки, мотоциклы.
