Как спешились все князья и дружинники — стало коней много. А конь без всадника в бою — один беспорядок. Того гляди, своих же пеших потопчут.
Хотел было конюший их к речке погнать — и водопой и травка послаще. Да не пробиться туда. Вдоль всего берега половецкие стяги. Не подпустят половцы к воде. Надо другое место искать.
Старший конюх был опытный человек — во многих сражениях бывал, видывал князей и на коне и под конем. Он сомневался в исходе битвы. Как бы ни случилось так, что все русские кони половцам в добычу достанутся.
С трех сторон окружили поганые русское войско, один остался путь — к Донцу пробиваться. Этим путем погнали коней.
Бурным потоком несутся кони, копытами степь топчут, гривы по ветру расстилаются — белые светлым облаком, черные грозовой тучей, рыжие пламенем ярким. Такая красота, такое богатство, как их от вражеских завидущих глаз уберечь?
Тут заметил конюший узкий овраг: будто ударил неведомый богатырь кривой саблей и от того удара земля глубокой щелью расселась. У входа-то будто и мелко да полого, а дальше обрывистые стены круто вздымаются. Будто на дне глубокого колодца: снизу смотреть — небо извилистой тесьмой кажется и ничего больше кругом не видать. А в овраге прохладно, и земля сырая, и травка растет. В эту расселину и загнали коней.
День томительно тянется: коней сторожить, не вырвались бы из оврага, не разбежались бы. А издали доносится гул битвы, глухо отражается от высоких стен. Отдельных звуков не разобрать, все вместе слилось, накатывает шум грозными волнами, и оттого нестерпимо на месте сидеть.
Храброе сердце в груди у Вахрушки взыграло, дыхание прерывается, руки в кулаки сжались, ногти в ладонь впиваются. Молит Вахрушка:
— Отпусти меня, Ядрейка, с погаными подраться!
Ядрейка сам бледный, сердитый сидит — видно, и ему не терпится. Однако же говорит:
— Наше дело коней сторожить. Сиди, Вахрушка, не петушись зря.
А уж дело к полудню. Небесная тесьма над головой побелела от зноя. Пить хочется, а воды нет — разве травку пожевать, слюнку сглотнуть. И кони тревожатся — глаза кровью налиты, желтые зубы оскалены, по морде на грудь пена капает. Конюхи их успокаивают, а у самих от жары, от шума голова кружится.
От жары, от конского ржания, от грохота невидимой битвы Вахрушка совсем обезумел. С кулаками лезет на Ядрейку.
— Да что ты меня ни на шаг от себя отпустить не хочешь? Не младенец я годовалый. Кипит мое сердце поганых половцев побить. Хочу добыть себе чести!
