- Но у нее же не было ног!
- Он думал, что были: она казалась ему женщиной, сделанной из серебра и слоновой кости. И он все полз и полз под деревьями, но никак не мог до нее добраться, потому что это все-таки была луна.
Эдриен замолчал. На мгновение воцарилась тишина. Затем он сказал: "Продолжение следует", - и спустился в холл, где его нагнала Диана.
- Вы портите мне детей, Эдриен. Разве вы не знаете, что басни и сказки отбивают у них интерес к машинам? Когда вы ушли, Роналд спросил: "Мамочка, неужели дядя Эдриен на самом деле верит, что ты - луна?"
- И вы ему ответили?..
- Дипломатично. Но они сообразительны, как белки.
- Что поделаешь! Спойте мне "Мальчика-водоноса", а то скоро явится Динни со своим поклонником.
И пока Диана играла и пела, Эдриен смотрел на нее и поклонялся ей. У нее был красивый голос, и она хорошо исполняла эту странную, незабываемую мелодию. Едва замерли последние звуки "Водоноса", как горничная доложила:
- Мисс Черрел. Профессор Халлорсен.
Динни вошла с гордо поднятой головой, и Эдриен увидел, что взгляд ее не предвещает ничего доброго. Так выглядят школьники, когда собираются "задать жару" и новичку. За девушкой шел Халлорсен, казавшийся непомерно высоким в этой маленькой гостиной. Американца представили Динни. Он поклонился и спросил:
- Ваша дочь, господин хранитель, я полагаю?
- Нет, племянница. Сестра капитана Хьюберта Черрела.
- Счастлив познакомиться, мэм.
Эдриен заметил, что их скрестившиеся взгляды с трудом оторвались друг от друга, и поспешил вмешаться:
- Как вам нравится в "Пьемонте", профессор?
- Кормят хорошо, только слишком много наших, американцев.
- Слетаются туда целыми стаями?
- Ничего, через две недели мы все упорхнем.
Динни явилась сюда как воплощение английской женственности, и контраст между измученным видом Хьюберта и всеподавляющим здоровьем Халлорсена мгновенно вывел ее из равновесия. Она уселась подле этого воплощения победоносного мужского начала с твердым намерением вонзить в его шкуру все имевшиеся у нее стрелы. Однако Халлорсен немедленно углубился в беседу с Дианой, и Динни, украдкой разглядев его, не успела доесть суп (с обязательным черносливом), как уже пересмотрела свой план. В конце концов, он иностранец и гость. К тому же предполагается, что она будет вести себя как подобает леди. Свое она возьмет другим путем - не станет выпускать стрелы, а покорит его "улыбками и лестью". Это будет деликатнее по отношению к Диане и послужит более надежным оружием при длительной осаде. С коварством, достойным ее задачи, Динни выждала, пока американец увязнет в вопросах британской политики, которую он, кажется, рассматривал как вполне заслуживающую внимания область человеческой деятельности. Потом окинула его боттичеллиевским взглядом и вступила в разговор:
