— Ты действительно решил последовать за Акирой?
Принц присел на циновку, расправил кимоно и вздохнул. Мисаки не одобряла его увлечения ши-майне, а уж тем более его намерения закончить последнюю мистерию сэнсэя.
— Вряд ли мне удастся последовать за учителем. Его ори закрылась, когда он отказался вернуться. Я лишь хочу создать похожую ситуацию — безнадежный бой, дело правое, но заведомо проигрышное.
Мисаки свела аккуратно выщипанные брови к переносице.
— Ты хочешь проиграть?
— Я должен следовать духу первой части. Сэнсэй пытался выразить красоту отчаяния, благородство поражения.
Губы женщины презрительно скривились.
— Не вижу ничего благородного в поражении.
Она в раздражении отбросила кисточку, и та отлетела в угол, оставив на циновке несколько темных капель.
— Я не понимала и не понимаю вашего восхищения Акирой Бишамоном, Ваше Высочество, — процедила Мисаки.
Когда она переходила на формальное обращение, дело пахло крупной ссорой.
— Учитель был гением.
— Гением — возможно. Но он был слабым человеком и привил вам эту слабость, как ведьмы прививают росток омелы к чужому ори и питаются за счет погибающей жизни.
— С каких это пор вы уверовали в ведьм, луноликая? — осведомился Дайдзиро.
— Не переводите разговор на другую тему, — нетерпеливо перебила любовница. — Я давно хотела вам сказать… Я видела, как вас огорчило решение Акиры остаться в ори. Однако, по моему разумению, там ему самое и место. Ваше же место здесь, у престола, который столь шаток…
— Я всего лишь второй в ряду наследования, и Его Сиятельство брат не жалуется на здоровье.
— Я просила вас — не перебивать!
Она стукнула кулачком о циновку с неожиданной и пугающей силой. Чернильница подпрыгнула, и Дайдзиро с удивлением уставился на побелевшие от напряжения костяшки возлюбленной. Принц давно уже понял, что Мисаки — отнюдь не легкий стрекозиный блеск, не хрупкий цветок сливы, который дрожит и вянет от прикосновения даже самых ласковых солнечных лучей, — короче, совсем не то, за что женщина пыталась себя выдать. И все же подобной вспышки ничто не предвещало.
— Я говорю вам, — прошипела фрейлина, — Акира был или дураком, или трусом, или и тем, и другим. Он стоял близко к трону, и у него был талант, великий талант. Вы даже не в состоянии понять, насколько огромный. Женщин не допускают на мистерии, но я сумею пройти туда, куда мне надо. Я стояла на галерее, я слушала его «Оду Первому Солнцу», я видела, как из пустоты возникают огни. Такие же огни он мог зажечь в сердцах тех, кто прислушивался к его словам, — например, в вашем. Однако господин Акира предпочел тешиться пустыми иллюзиями, играть в чужие жизни…
