И сразу его догнали байкеры.
Один вышел вперед, двое пристроились по бокам, еще двое замкнули процессию.
В реве, в грохоте, в молчаливом восторге байкеры вывели доктора Вальковича на полянку под отвесной скалой, исписанной именами неизвестных счастливчиков. Юля и Гоша. Размашистые большие буквы. Егор, Натка и Пелемень. Эти оставили цветной след — наверно, таскали с собой баночку с краской. А об Иришке было сказано, что она из Тюмени. Счастливые, свободные люди. Они ползали по скалам по собственной воле. Их нисколько не пугали отвесные зеркала скольжения и рыхлые кружева осыпей.
— Крутишь педали? — поинтересовался байкер в кожаном жилете без рукавов, руки по плечи в сизых наколках. Остальные смотрели молча, только единственная девушка все время дергалась: «Чего ты с ним разговариваешь?»
Но вожак выдержал стиль. Попинал горячую резину:
— Немецкие?
«Исключительно немецкие», — мысленно поаплодировал доктор Валькович.
— Все равно на таких скоростях долго не выдержат. К какому клубу приписан?
Доктор Валькович не сразу понял. А когда понял, ответил:
— Какой клуб? Я просто катаюсь.
— Ну да, — понимающе кивнул байкер, хотя ничего не понимал. — Раньше нас на таких великах не обходили. — Тяжелой рукой он залез в подвесной карман под рамой велосипеда. — А это что тут у нас?
— А это что там у нас? — тянулась, переспрашивала девушка.
— А это тут у нас остатки меда, — понюхал вожак. — Чего баночку фольгой обернул? Мед, наверное, в Сростках брал?
Доктор Валькович кивнул.
— Ну и дурак! Какой мед в Сростках?
И запустил баночку в кусты под отвесной скалой. Добавил с неопределенной угрозой:
— Ты мед бери в Монжероке, не будь гусем.
Доктор Валькович так и не понял, почему он гусь, если берет мед в Сростках. Понять это было трудно еще и потому, что он опять умирал. Уже в третий раз в этом году. Ни облачка на небе, а Солнце потускнело, потянуло сухим туманом, и все вокруг казалось странными цветными срезами. Так выглядят модели кристаллов — вроде тетюхинских кальцитов. Мир щетинился, грани отблескивали, пускали цветных зайчиков. И сквозь тяжелые вспышки медленно остывающего железа летела и летела в воздухе пустая стеклянная баночка, обернутая свинцовой фольгой. «Муо? Что?» — спросил бы кореец Ким. И сам ответил бы: «Борёссымнида. Потерял».
И пока баночка так летела — сквозь сухой туман, сквозь сгущающуюся солнечную тьму, вожак байкеров свистнул. Ревущие машины одна за другой пронеслись мимо доктора Вальковича, а баночка все падала и падала, стреляла цветными мальтийскими крестами. Hello, World! Единственная девушка, проносясь мимо, подняла руку. Топик узкий, доктор Валькович с восторгом увидел грудь, нежное загорелое всхолмие. Но в глазах девушки пылало густое презрение. «Олень плюшевый!»
