На обратном пути Картер дал данные своей кредитной карты медсестре в приемной. Они с Бет вышли на ветреный угол Первой авеню. Картер поставил портфель между ног на тротуар и стал застегивать пуговицы на длинном оливково-зеленом пальто Бет.
— А когда начинается этот ваш прием? — спросил он.
— Через несколько часов, — ответила Бет, глядя сверху вниз на мужа, сражавшегося с непослушной пуговицей. — А у тебя что? Есть еще лекции?
— Нет, надо только просмотреть несколько работ. Но они могут подождать. — Картер выпрямился, улыбнулся и наклонился к жене так близко, что кончики их носов соприкоснулись. — Может быть, нам стоит употребить это время с пользой?
— То есть?
— Предлагаю выполнить домашнее задание, — ответил Картер. — Не стоит пропускать мимо ушей рекомендации такого хорошего доктора, правда?
Бет сдвинула брови, как будто размышляя над чрезвычайно трудной проблемой.
— Может быть, ты прав. Откладывать важные дела никогда не стоит, верно?
— Через несколько минут наш самолет начнет снижение, — послышался голос пилота из динамиков в салоне самолета. — Бортпроводники, пожалуйста, приготовьтесь к посадке.
Эзра Метцгер открыл серебряную таблеточницу, взял из нее еще одну капсулу успокоительного средства, проглотил и запил остатками минеральной воды «Эвиан». «До сих пор все шло гладко, — успокаивал он себя. — Теперь нужно только сохранить спокойствие час-другой, не дольше».
— Пожалуйста, застегните ремень безопасности, — сказала стюардесса, протянув руку за пустым пластиковым стаканчиком.
Эзра отдал ей стаканчик, а в следующую секунду услышал, как она говорит точно такие же слова молодой женщине, которая на протяжении всего полета шмыгала носом у него за спиной. Похоже, к этой девице все относились с какой-то особенной предупредительностью и участием. «Интересно, почему? — думал Эзра. — Может быть, это телезвезда, пережившая какой-то публичный крах?» Эзра в поп-культуре совершенно не разбирался. Не потому, что был для этого уже стар — ему было едва за тридцать. На протяжении последних трех лет он, можно сказать, дневал и ночевал в Иерусалимском институте, но даже когда жил в Нью-Йорке, предпочитал посещать лекции в Купер-Хьюит,[5] а не смотреть телевизор или ходить в кино.
Самолет снижался. Эзра закрыл глаза и попытался расслабиться. Он понимал, что в зоне таможенного контроля должен вести себя легко и непринужденно, его не должны смутить никакие задержки, вопросы или просьбы. Он мысленно напоминал себе о том, что должен смотреть таможенному инспектору прямо в глаза, не отворачиваться, не чесать нос, не потирать подбородок, словом, не делать ничего такого, что могло бы выдать его нервозность и волнение. А если ему и в самом деле так жутко не повезет и его чемоданы станут досматривать или ему станут задавать слишком много вопросов, он должен будет реагировать на это равнодушно и беззаботно. «Весь секрет в том, — повторял он про себя в сотый раз, — чтобы притвориться, будто мне совершенно нечего скрывать, что я — самый обычный американский гражданин, радующийся возвращению домой после длительного пребывания за границей». Хотя трудно было представить что-либо более далекое от истины.
