— Э-э, расходился, бес! Тебе ли со мной равняться? — ревел Мелегин. Наступая на Щенова, он ухватил его за бороду.
Щенов так же яростно вцепился Мелегину в волосы. В густом табачном дыму они были со стороны похожи на петухов, дерущихся на пыльной дороге. Остальные гости, казалось, ничего не замечали.
Заметил дерущихся только сарыг-сепский урядник. Хмель давно свалил его, но сейчас он протрезвел и, задрав голову, хрипел:
— Господа, господа…
Мелегин отпустил бороду Щенова. У попа тоже разжались руки. Мелегин оттолкнул Щенова и пошел к столу, приговаривая:
— Я тебе дам равняться со мной.
Идам-Сюрюн неподвижно сидел на корточках перед столом, сваливая голову то на левое, то на правое плечо, как игрушечный болван, которого дергали за веревочку.
Он толкнул сидевшего рядом тужумета и, заикаясь, пробормотал:
— Спо-ой п-п-пе-сню, п-п-па-арень…
Тужумет оперся на руки, привстал на колени и заголосил на одной высокой ноте:
Ой ынай-о-о, ой, ынай-о-о…
Идам-Сюрюн закинул голову назад и, прикрыв глаза, сказал восхищенно:
— Вот, п-п-парень! Как п-п-поешь!
Глава 3
Что происходит на свете
Наступила осень 1914 года. Кругом стали говорить о войне.
За годы жизни в батраках я много испытал, вырос, возмужал. Но я еще очень мало знал о том, что происходит на свете.
Дарья, мать Данилки Рощина, однажды спросила Тиунова:
— Откуда война пошла?
Тиунов, поглаживая чехол своего топорика, неторопливо заговорил:
— По-всякому толкуют. А я рассуждаю: пришло время — и она пошла. Ихний царь — германский — пригрозил, а наш не спустил. Один, выходит, не в уме, а другой — себе на уме, с того и пошло.
Заговорили о мужчинах. Дарья сказала:
— Раз война — мужиков не оставят, всех заберут. Девушки, сидевшие у Тиуновых, переглянулись.
— И меня небось заберут, — отчеканил я громкой скороговоркой, подражая Тиунову.
Девушки улыбнулись, а Дарья разразилась веселым смехом:
— Сперва портки подтяни да нос оботри, солдатик!
Я заспорил с Дарьей, доказывая, что мальчишки умеют сидеть в седле не хуже больших казаков — была бы острая сабля и конь.
Прислушиваясь к разговорам о войне, я многого не понимал. Когда говорили о железной дороге, я ее представлял так: чтобы земля на дороге не растаптывалась, ее устилают листами железа; по железной дороге бегут лошади.
Когда началась отправка призываемых в армию, крестьяне Усть-Тергиза бросили всякую работу. Сыновья Чолдак-Степана садились на лучших коней, галопом скакали по улице, — того и гляди, задавят. Сыновья безлошадных крестьян ходили вдоль улицы. Если до войны любимой песней была «Сколько счастья в море утопил», то теперь напевали: «Последний нынешний денечек»… Вперемежку с песнями всюду слышались плач и причитания женщин. Почти в каждом доме пили пиво.
