Итак, хотя самостоятельно созданное страдание по своей сути является порождением ума — как показал мне мой собственный опыт переживания тревоги, — оно не менее сильно, чем естественное страдание. На деле оно может быть даже более мучительным. Я хорошо помню одного монаха, знакомого мне по Индии. У его друга обнаружили на ноге нашли раковую опухоль и ампутировали поражённую конечность. Вскоре после этого мой знакомый начал ощущать в собственной ноге такие жестокие боли, что не мог ходить. Его положили в больницу, где провели всевозможные исследования и взяли анализы, но ни в одном из них не обнаружилось никаких отклонений от нормы. Даже после того как монаху показали результаты исследований, он продолжал чувствовать сильную боль в ноге, так что врач, начав действовать в другом направлении, стал расспрашивать монаха о событиях, предшествующих появлению этих симптомов. Наконец выяснилось, что боли начались сразу после операции, которую сделали его другу.
Врач понимающе кивнул, а потом стал спрашивать монаха о его реакции, когда он увидел своего друга. Постепенно монах начал поддаваться чувству страха, представляя, как болела бы у него нога, если бы её отрезали, и с какими трудностями он столкнулся бы, если бы был вынужден учиться ходить с костылями и делать всё то, что раньше воспринималось как само собой разумеющееся. Даже не упоминая термина ипохондрия, врач очень деликатно вёл монаха через различные сценарии, которые тот выстроил в собственном уме, пока монах не понял, насколько глубоко страх боли — и страх страха — воздействовал на него. Уже только начав говорить об этом, он почувствовал, как болевые симптомы, ощущавшиеся в ноге, стали слабеть, и на следующий день он уже смог выйти из больницы, боли не было и в помине, и, что ещё более важно, не было и лежащего в её основе страха.
Управляй, но не властвуй.
— Лао Цзы, «Путь жизни»
Применённый врачом метод исследования природы боли, испытываемой монахом, во многих отношениях повторяет ту искусность, с которой Будда изложил Четыре благородные истины. Будда не говорит своим слушателям: «Вы страдаете» или «Люди страдают» или даже «Все существа страдают». Он просто сказал: «Существует страдание», предлагая это как общее наблюдение, над которым нужно размышлять, а не как некое окончательное утверждение о человеческом состоянии, которое люди могли бы понять и принять в качестве определения собственной жизни. Словно говоря: «Существует воздух» или «Существуют облака», он преподносил страдание как простой факт, бесспорный, но не воспринимаемый как нечто личное.
